Алакет из рода Быка | страница 40



О, как прекрасна ты, наша великая степь!
Э-ге-гей!
Весною мягкие травы твои закрывают
               коня выше холки!
Э-ге-гей!
В зелени буйных трав спрячешь ты, степь,
               грозных динлинских воинов,
когда идут они походом на полдень
               в сторону черных пустынь!

— Э-ге-гей, э-ге-гей! — подхватывают песню братья Алакета. Им вторят голоса остальных молодых всадников.

Кажется, будто кони и скот движутся в такт песне. Даже собаки умолкли. У порога крайнего жилища стоит девушка с длинными черными косами и смотрит из-под ладони на вереницу животных, всадников, кибиток. Глаза ее живые, черные и раскосые. Верхняя губа чуть приподнята, и от этого выражение лица кажется трогательным и слегка удивленным, словно весенний шум, тепло, яркое солнце неожиданны для нее.

Она не похожа на своего отца — динлина. В ней течет южная кровь матери, кровь скотоводов кыргызов. У нее динлинское имя, но все знают, что мать дала ей второе имя на языке кыргызов — Мингюль.

Вот до ее слуха долетела песня юношей, губы тронула задумчивая улыбка.

И когда предутренний туман оденет землю,
обрушатся храбрые динлины на большое кочевье хуннов!
Э-ге-гей!
Ворвутся туда динлины,
где полощутся на ветру лошадиные хвосты
на длинной пике над золотой кибиткой кагана!
Вот когда задрожат хуннские баатуры,
вот когда побегут они, словно испуганное
баранье стадо!
Э-ге-гей! Э-ге-гей!

Дальше поворот. За склоном горы исчезли курганы, каменная мать, селение, девушка с черными глазами.


Кто-то теплыми нежными руками обнял Мингюль за плечи. Вздрогнув, девушка легко, как белка, выскользнула из объятий и отскочила в сторону.

— Испугалась, суслик? — сзади улыбалась невысокая полная женщина. Смуглое лицо ее изрезали мелкие морщины, но живой и по-молодому задорный блеск черных глаз не уступал блеску круглых медных бляшек, украшавших головную повязку. Кажется, лучи маленькими солнышками сияли на бляхах и в глазах…

— А вот и нет, не испугалась, матушка! — пропела Мингюль, припав щекой к плечу женщины. — Мне нельзя бояться! Мой отец — динлин!

— Ну, запрыгал мой кузнечик! — засмеялась мать. — А скоро в поле. Вчера на камнях у нас сломались две мотыги. Возьми-ка рукоятки для мотыг да сбегай к отцу.

Тут лицо женщины стало сумрачным и тревожным, и она добавила полушепотом:

— Видно, великий хозяин гор немилостив к нам.

— Будет ли он милостив, если и без того узкая тропа от дома вашего к дому Могущественной совсем заросла дикими травами!

Женщины быстро обернулись. Мингюль побледнела. Губы матери задрожали. Обе женщины, сложив руки на груди, низко склонились. Перед ними на спокойном буланом коне гордо восседала высокая старуха в кожаном халате и лисьей шапке — прислужница Байгет.