— Пусть говорит Чжигас, — торжественно начал старейшина, — он был главою дружины после ухода нашего славного сородича Тайгета в мир духов. Как будет разделено это имущество между воинами?
— Следовало бы сделать это по обычаю, — сказал Чжигас и добавил, обратясь в сторону молодых воинов, которые стояли вместе левее помоста. — По обычаю имущество, добытое в походе, делится между воинами по числу врагов, убитых каждым. А из этого воин выделяет долю князю племени, старейшине, вождю дружины и духам. Но, — Чжигас обратился снова к совету рода, — в тяжелых битвах, где наши воины то наступали, то отступали, они не успели снять скальпы с каждого убитого врага. Трудно сосчитать, кто сколько сразил. Поэтому я предлагаю сделать так: разделить всю добычу поровну между воинами, считая сородичей, ушедших в мир духов. Долю ушедших в мир духов отдадим их семьям.
Чжигас обратил вопросительный взгляд к старикам.
Те согласно кивнули.
Но внезапно раздался скрипучий голос Байгет.
— Так что же, Чжигас! Лишь одну долю добычи отдаешь ты великим духам? Мало, мало жертвуете вы священным покровителям рода! Гневаются они! Недаром владыка неба взял столько жизней у нашего рода в этом походе!
Чжигас недовольно нахмурился. Среди воинов послышался ропот, но тут же смолк под грозным взглядом шаманки.
Угрюмо расходились воины. Львиная доля добычи досталась старейшине, Чжигасу, Байгет.
Даже пир, устроенный тут же на площади после дележа, не вызвал обычного веселья.
Молодой воин Умахет подошел к своему дому, держа в руке хорезмийскую ткань с ярким узором.
Мать Умахета и черноглазая сестренка Мингюль гнали десяток овец. Вот и вся добыча!
В доме большерукий, худощавый, преждевременно поседевший отец Умахета поднялся с кошмы, сокрушенно покачал головой и проговорил:
— Вот и все великое богатство, добытое моим сыном. Впрочем, хвала духам, что ты вернулся. Но жаль, что я, старый глупец, не послушал Хориана и дозволил тебе идти в поход.
Умахет промолчал, положил к ногам отца хорезмийскую ткань.
Отец устало улыбнулся.
— Ну, и кому мы отдадим этот лоскут?
Он обменялся с женой понимающим взглядом и бросил ткань на плечи дочери. Черные глаза Мингюль удивленно раскрылись, она радостно вскрикнула и закружилась на одном месте.
А старик смотрел на дочь, и в глазах его светились нежность и печаль.
Уже много лет род Быка не сооружал новых склепов. Последний из них давно был полон останками покойных сородичей, сожжен по обычаю и засыпан землей. Умерших за последние десять лет хоронили в земляных насыпях над склепами или в одиночных могилах.
