— Где вы пропадали? — возмутился Гошка. — Скорей.
Поезд тронулся. Ребята заскочили на подножку предпоследнего вагона и, потеснив толстую проводницу, юркнули в тамбур.
— Вы куда? — спохватилась та. — А ну-ка, билеты!
— На кого, бабуся, кричишь? На законных пассажиров! — вознегодовал Гошка.
— Билеты, говорю!
Антон протянул билет.
Проводница придирчиво осмотрела билет:
— Не мой вагон. Пройди к себе. А твой билет?
— У меня в тот же вагон.
— Врешь!.. Вижу ведь — врешь. А ну прыгай! — Она схватила Гошку за локоть и потянула к двери.
— Ладно. Только отцепись. — Салабон вырвал руку, поддернул штаны и нехотя спустился на подножку.
— Эй, эй! — вдруг крикнула испуганно проводница. — Куда ты, дурень!
— Нет уж, бабуся, все, прощай! Не понравилась ты мне! — И, делая вид, что прыгает на камни, Гошка перемахнул на подножку соседнего вагона и там расхохотался.
— Ах ты, паразит! — взвинтилась проводница. — Издеватель сопливый! А ты чего стоишь? — напустилась она на Антона. — Марш в свой вагон! — Она отдернула дверь на переходную площадку, вытолкнула Антона, звякнула щеколдой и постучала в стекло большим кулаком, еще что-то выговаривая.
— А? Красиво я ее? — продолжая смеяться, спросил Гошка. — Иди сюда. Посидим на ветерке.
Антон поднырнул под перильца, перебрался по пляшущим буферам на подножку против Салабона и уселся, втиснув плечо под поручень.
Так и поехали молча, изредка поглядывая друг на друга.
Вечер отстаивался, как мутная вода — наверху еще светлело, а внизу — осадок.
— Вон та сосна тоже на штык похожа, — сказал вдруг Гошка.
— Какая?
— Во-он! — показал он подбородком на одиноко стоявшее между времянками дерево.
— Пожалуй.
Началась Индия. Балка, где, безвинно страдая, задыхался в дыму «Птерикс», лежала по другую сторону линии, а с этой тянулись знакомые времянки и темный вал шиповника. Антон вспомнил, как они возвращались вот здесь из родильного дома: Леонид нес Гераклика, Тома придерживалась за Леонида, а он сам размышлял о том, как начать разговор о шестерне. Тогда все еще было впереди…
— Вот здесь где-то «Коза отпущения», — произнес Гошка.
Оба они повернулись, надеясь в разрыве между вагонами заметить сосну, но все там мелькало быстро и туманно. Приближался поворот. У Антона защемило в груди. Он привстал и наклонился вперед, насколько было возможно. «Вдруг не выйдут? Вдруг не выйдут?» — выстукивало сердце вместе с колесами, и к горлу заранее подступала слезная обида. Вагоны пошли влево, открывая луг — стартовое поле мальчишек. Оно было пустым.
