Пятая четверть | страница 101
От этой записки, где «Птерикс» представал живым, Антону стало невмоготу, и на глаза его навернулись слезы. Салабон, склонив голову, молчал. Света удивленно переводила взгляд с одного на другого.
Над поляной, над жерлом зеленой шахты, через которую ребята собирались вырваться в небо, повисло круглое облако. Оно, словно крышка, захлопнуло выход.
Когда все поднялись, чтобы идти домой, Гошка остался сидеть. Он сказал, что задержится и чтобы его не ждали. И маленький отряд, сопровождаемый Тигрой, молча тронулся в путь. Едва отошли метров пятьдесят, позади прогремела очередь из самопала. Антон вдруг побледнел и напролом кинулся обратно — он решил, что Салабон застрелился.
Но невредимый Гошка сидел на кабине «Птерикса» — он просто салютовал своему поражению.
Глава двадцать первая, в которой справляются именины без именинника
С работы Зорины мчались в девятом часу.
Вел мотоцикл Леонид. Антон отказался.
Два дня Антон не выходил со двора, сидел за штабелем бревен с книгами, но почти не читал. Он заново и заново прослеживал про себя тот давнишний рассказ Салабона про вертолет и находил в нем одну несуразицу за другой, и теперь ему казалось непостижимым, что он верил этому, верил, что если к мясорубке присобачить винт, то мясорубка эта тотчас вспорхнет вместе со столом, к которому прикручена, и вместе с тем, кто ее вертит. Такой балдой осиновой чувствовал себя Антон, что даже пугался. Тома несколько раз просила его поиграть на пианино. Антон молча качал головой. Сперва просто не хотел, а потом вдруг почувствовал, что вроде бы боится пианино. А вдруг и там его умение окажется пустым звуком? Что никакой он не музыкант, а так, побрякушечник…
На третий день Антон поехал на полигон. Помогал Ваулину, раскатывал в кабине Червонца от бетонного завода до пропарочных камер, но все это без обычной живости. Гошку видеть не хотел. Да и тот сам не появлялся…
Возле дома Лисенковых стояла «Волга», со двора слышались голоса и смех. Газанув у ворот, Леонид выдернул ключ и бесшумно подкатил к порогу времянки, из которой вдруг появился сам Герасим Ефимович, в чёрной рубашке, в черных узких брюках, весь подтянутый, быстрый и оживленный.
— Наконец-то! — воскликнул он, но тут же прижал палец к губам и оглянулся. — Я тут вашего Александра Первого сторожу, Тома помогает стол накрывать — мои-то женщины по курортам разъезжают. Срочно наряжайтесь! Все в сборе. Дело за вами и за именинником, вернее — да вами, от именинника только что телеграмму получили — не приедет, мерзавец. Откуда-то пахнуло нефтью, пошли нефть искать. Пусть, не свадьба, без него обойдемся. Ну, живей!