Они здорово переохладились, а азарт охоты все не отпускал, затягивал вновь и вновь под полог колышущейся, голубовато-зеленой, пронизанной ослепительными лучами поверхности моря, влек к желтому песку дна, к валунам, бурозеленым водорослям, темным расщелинам скал. Стреляли по-очереди, передавая друг другу ружье, натягивая из всех сил резину до последней прорези в гарпуне, упирая рукоятку в животы и складываясь пополам. Но больше бездумно носились в толще воды забыв о притяжении, невесомые, легко и свободно, лишь изредка, по необходимости, выскакивая на поверхность за живительным, сладким глотком воздуха. И казалось сами принадлежат к чудесному подводному миру.
Лешка сдался первым, требовательно потянул Клавдю за руку, мотнул головой в маске, показывая на берег, заросший корявыми низкорослыми деревьями с мелкой жесткой листвой. Перехватил ружье, поставил на предохранитель, снял резину со стрелы. В сумке-авоське, используемой вместо садка, распяливая в стороны клешни ползало несколько не очень крупных, но вполне пристойных крабов, растопыривала колючие плавники и страшно пялила выпученные глаза, вытащенная из скалистой норы здоровенная скорпена, обреченно демонстрировали серебристые брюшка и скорбно обвисшие усишки нежные султанки-барабульки. На обед хватало, да и на ужин оставалось.
К крабам полагалось пиво, а за ним еще предстояло сбегать на набережную в Алушту. Впрочем пива могло не оказаться в наличии, тогда его заменяли красным базарным вином, продававшимся на разлив.
По всему выходило, что пора уже вставать и приниматься за дела, но отрывать продрогший живот от горячих ласковых камешков не хотелось. Потому и лежали закрыв глаза, счастливые и молодые.
Над низким обрывом, прямо над диким пляжем, стояла, соединенная протоптанной серенькой тропкой с морем, выгоревшая до белезны брезентовая, совсем недавно зеленая палатка, купленная на отпускные деньги в магазине спорттоваров за громадные деньжища, пятдесят рублей - полновесную курсантскую степуху. Лешка не жалел. Выпуск уже позади, а давно спланированный, заслуженный, первый лейтенантский отпуск не предполагал мелочевки и скряжничества.
Палатку защищало от солнца старое, крючковатое, корявое деревце, вцепившееся навеки в откос змееподобными корнями. Сучья, увешенные белыми, страшненькими скорпеньими черепами и красными после варки клешнями крабов, мелкие суховатые, словно жестяные, листики дававали легкую, призрачную тень. Бестыдно откинутый брезентовый клапан, проветривал, но и не скрывал разворошенное ложе любви. Временный приют офицера флота перед убытием к первому месту службы. О том, что поедут как всегда вместе разговор не заходил. Лешка считал дело решенным.
