А вот еще контраст, каких так много было в ее книге жизни.
Норвегия всегда представлялась ей прибежищем в трудную минуту - страной тишины и полного покоя, и она, которой невольно иногда хотелось этого, не дававшегося ей покоя, мечтала о «сказочной тишине Норвегии, о ее молчаливых фиордах и торжественных лесах», - и эта самая Норвегия была первой страной, в которой ей пришлось с волнением и сознанием огромной ответственности принять пост первой женщины-посланника в мире. Впервые в истории женщина стала членом правительства - этим актом советское правительство перед всем миром на практике признало равноправие женщин. После войны она долго в Норвегии не оставалась: я получила от нее письмо, написанное в вагоне:
«Поезд на Берген… - Я должна же хоть мысленно обнять тебя перед „разлукой“: ведь я уезжаю в Америку. Мой отъезд решился быстро. Я получила приглашение читать серию лекций на три месяца - и согласилась. Еду с норвежским пароходом, 29 сентября, 10 октября приезжаю в Нью-Йорк, а 12-го я уже начинаю читать. Еду в Бостон, Чикаго и т. д. до Сан-Франциско и Калифорнии. Заканчиваю турне только 12 января 1916 года. Мечтаю вернуться уже в Россию…» (Тут идут строки, густо зачеркнутые цензурой…)
Вот она пишет из Лос-Анджелеса: «Я влюблена - влюблена в пустыню Могаби - с ее сыпучими песками, с ее холмами-великанами, с ее нежными тонами. Влюблена в ее станции - оазисы, растительность чисто восточная, пальмы, рододендроны… Влюблена в ее воздух, пахнущий кипарисами, в ее жаркое солнце, в ее горы Сьерра-Невада, окаймляющие горизонт, неожиданно прорезающие пески и снова исчезающие».
Я часто думала, что если бы какой-нибудь художник взялся иллюстрировать ее описания природы и виденных ею мест, вышел бы интереснейший альбом. Вот открытка с Ниагары. «Только что вернулась с Ниагары. Величественно, грозно… Но Иматра - романтичнее. Может быть, мешала дурная погода. Ветер был такой властный, что сторож просил держаться за перила… Я была совсем одна на водопаде. Ни единого туриста. Темные, нависшие тучи, и эта силища темной воды, превращающейся в белое облако брызг… Кругом - глубоко осенний пейзаж. Сумрачно и величаво. Думала: какое сильное, могучее впечатление производила Ниагара, когда еще не было ни фабрик, ни железных мостов. Сейчас Ниагара уже на службе у человека, порабощена!»
«Здесь, под Нью-Йорком, лето еще борется с осенью. Деревья еще только-только желтеют, а в персиковых рощах еще красуются доспевающие персики. И все же не думай, что здесь чувствуется юг. Мы на широте Неаполя - но юга не ощущается. Растительность в этих краях Америки вялая, бледная и мертвая. Много кленов, попадаются чахлые березки, а южных деревьев почти нет. Нью-Йорк весь окружен болотами. Мы живем с Мишей почти на краю города. Здесь город разбит на прямые аллеи, обсаженные чахлыми кленами. Тянется ряд однотонных деревянных домиков-коттеджей, где расставлены качалки-кресла и где по вечерам сплетничают или просто скучают мало занятые своим хозяйством американки. Перед домом всегда кусок газона, но без цветов. Цветов ты не увидишь здесь, даже в окнах цветочных магазинов поражаешься бедностью выбора цветов: самые банальные осенние цветы - георгины, астры, и то плохенькие. Американки не умеют любить цветов, и я тоскую о пестром, душистом цветочном рынке Норвегии, где за гроши можно купить таких красавиц-роз и такие разнообразные сорта и виды.
