Вторая мировая | страница 42



Военная наука - это наука, извините за тавтологию. Наука прикладная, в силу своей специфики всегда с большой примесью идеологии, но тем не менее. Ну и где советские военные ученые? Где советская военная школа? Где научные печатные органы? Где, наконец, ИМЕНА? Канцелярскую отписку создать легко: открыли, разработали, дали, углубили… А реально? А реально вместо русского генерал-полковника армией по-прежнему управляет советский генерал-фельдфебель, низколобое существо, бурчащее десяток выученных слов: «упредить удар», «боеготово», «рекогносцировка», «штатно», «ружейный плутоний».

Впрочем, это еще не худший вариант. Сейчас на самом верху военной иерархии дела обстоят так:

Сердюков - поселок Краснодарского края, Ленинградский институт торговли, директор мебельного магазина.

Павел Пряников

Сто друзей русского народа

Как провалилась попытка Сталина решить национальный вопрос в армии во время войны

В своей знаменитой речи после Победы Сталин предложил тост за русский народ-победитель. Это, пожалуй, единственный пример в советской истории, когда публично провозглашались здравицы в честь какой-либо нации. Официальная пропаганда предпочитала видеть коллективного победителя (в отличие от проигравших - «безродных космополитов» или «германских шпионов») усредненным: советским. Для такого отношения к «нациям-победителям» были свои причины.

На ошибках не учатся

История военного дела в Московии, России и раннем СССР свидетельствует не просто о наличии национальных частей в нашей армии, но и о целенаправленном поощрении этой практики властями. В основе существования подобных подразделений всегда лежали принцип «разделяй и властвуй» и практика грамотного использования в военном деле особенностей и традиционных навыков того или иного народа. До совершенства эту практику довели красные в Гражданскую войну: на их стороне сражались до 65 тыс. человек из национальных формирований, прежде всего латыши, венгры, чехи, китайцы, финны.

Однако в 30-е годы новая тактика ведения войн нивелировала достоинства национальных частей. С легкой руки тогдашних военных стратегов на первый план вышли не зоркий глаз, способности следопыта или умение вращать саблей, а техническая оснащенность воина, его универсальность. Кроме того, военные машины достигли той стадии развития, на которой «человек с копьем» (а малые нации всех европейских стран, включая СССР, негласно представлялись именно такими) уже ничего не мог им противопоставить. Поэтому унифицированный солдат в то время признавался единственно верной моделью для всех армий Европы.