— А почему вы покинули фронт, почему поехали в Петроград?
— Наше занятие было тогда — спасать офицеров. Там были очень мрачные картины. У нас был фельдфебель из простых солдат, который хотел покончить собой, он пять раз прострелил свою грудь. А когда мы его положили в палату, так он хотел сорвать повязки: «Я жить не хочу. Я этой мерзости видеть не хочу».
— Под мерзостью он подразумевал что?
— Полную распущенность солдат. Ходят, шляются, семечки грызут. Коммунисты и совет солдатских и рабочих депутатов разжигали злобу друг против друга. Еще немножко, и они стали бы натравливать одного солдата на другого. К сестрам так и осталось отношение исключительно хорошее. Но те, кто поддавались их пропаганде...
— Вы уехали с фронта в июле?
— Да, мне надо был отвезти раненого офицера. Это очень характерный был случай. Летчики продолжали летать. Они летают по двое, по трое. И вот солдаты выкачали бензин из самолета и наполовину наполнили бак водой. Самолет упал. Летчик был убит, а наблюдатель был тяжело ранен. Все госпитали этого местечка были уже закрыты. Не было никакого порядка, потому что санитары почти не работали, но у нас они работали. И мы приняли этого летчика, который был очень тяжело ранен. Тогда управляющий отрядом сказал, что нас разобьют. Сестры ответили: пусть убивают нас вместе с ранеными.
— То есть была опасность, что за то, что вы приняли офицера в лазарет, вас могут убить?
— Конечно, такая опасность была, потому что начальник летного отряда прислал ко мне очень верного солдата, который все время дежурил в госпитале, с тем, что если что-нибудь начнется, будет прислан грузовой автомобиль с пулеметами, из которых будут стрелять сами офицеры. И какая-то толпа подошла. Я совсем не юдофобка, но в нашем отряде злобу насаждали два еврея. Один был еврей-аптекарь, который до революции еще торговал наркотиками. А другой, Бройдер, который нам сначала казался вполне приличным человеком, старался выкинуть из палаты этого летчика, которого нельзя было тронуть: он был слишком тяжело ранен. Например, пришлось положить этого офицера в какую-то комнату, которая почему-то считалась аптекарской. Он требовал его оттуда выгнать. А я отвечала, что мы выкинем вон господина Бройдера, но мы спасем офицера, который продолжал воевать. А Бройдер среди солдат и санитаров рассказывал небылицы и разжигал злобу. В конце концов, какая-то толпа пошла на госпиталь. Остановила ее очень простая вещь — гроза. Они шли на госпиталь. Что бы они сделали, я понятия не имею, но в это время грянул дождь, и они разбежались.
