Однако не имело смысла отвлекаться от темы и гадать попусту. Леонардо удалился к себе в спальню и вскрыл послание, короткое и написанное знакомыми латинскими буквами, но будто на неведомом языке. В действительности автор зашифровал письмо, не желая, чтобы его содержание стало известно тому, кому оно не предназначалось. Для Божественного его тайнопись не представляла никакой сложности. Он знал шифр настолько хорошо, что прочитал письмо с листа свободно, только чуть медленнее, чем обычно. Ему не пришлось переносить текст на бумагу, буква за буквой, как любому другому человеку, кто был бы знаком с ключом и проявил любопытство.
Из письма следовало — дело не терпит отлагательства. Леонардо производил впечатление человека необщительного и холодного, искусно скрывая свои истинные чувства, но он не имел привычки бросать друзей в беде. Его замкнутость, по сути, являлась всего лишь защитной реакцией. Леонардо обладал обостренной чувствительностью, и как червь зарывается в землю, опасаясь быть раздавленным, так и он скрывал свое подлинное лицо под фальшивой маской. Его знакомство со Святой службой, состоявшееся более полувека назад, явилось ужасным опытом, которого ему не забыть никогда. Его обвиняли в содомии, преступлении, каравшемся смертью, и если бы вместе с ним не судили сына знатного человека, он мог бы закончить жизнь на виселице или на костре. Он предпочел отречься частично и от своих чувств, и самых интимных личных отношений, лишь бы вновь не подвергнуться смертельной опасности. Его жизнью было искусство, ради искусства стоило пожертвовать любовью и плотскими удовольствиями.
Из глубокой задумчивости его вывел робкий стук, прервавший ход мыслей. Сорванец Салаи, спрятавшись за косяком, стучал в открытую дверь:
— Маэстро, вы позволите?
Вспомнив о погибшей скульптуре, Леонардо просверлил ученика сверкающим взором, но быстро подавил в себе злость и сказал в обычной доброжелательной манере:
— Да, олух царя небесного, так уж и быть. Входи. Я не сержусь. Но ты никогда ничего не добьешься, если не научишься держать себя в руках. А мне все же хотелось бы сделать из тебя мало-мальски приличного художника.
— Я так раскаиваюсь, маэстро. Вы же знаете, я очень стараюсь.
— Знаю, дорогой мой, знаю…
Леонардо встал и похлопал мальчика, у которого в глазах прыгали чертики, по щеке, хоть он и просил прощения.
— А теперь мне пора собираться. Я еду в небольшое путешествие. Мне надо повидать друга, попавшего в трудное положение.
