Любовь Казановы | страница 68
Да, конечно, ты никогда не любил истинной любовью. Неистощимому любовнику — тебе не хватало настоящей любви, жизненного чувства. Напрасно было бы набрасывать на тебя золотой плащ поэзии — тебе свойственна лишь фантазия. Будь это Лючия, или монахиня из Мурано, — ты никогда не был по-настоящему растроган. Ты никогда не проливал искренних слез. Я даже скажу: кроме маленькой русской дикарки, ты вряд ли и встречал великую любовь. Все женщины, которых ты срывал случайно, как цветы, были так же счастливы, отдавая тебе свою любовь, как и покидая тебя.
Не считая нескольких рыданий, вряд ли и услышанных тобой, ты мог объехать весь мир, так и не поняв, что страдание — трагическая вещь. В этом была твоя слабость! В этом же была и твоя сила! Да, венецианец, вот чему ты обязан своим очарованием, жестоким, конечно, но здоровым. Безнравственным, может быть, но естественному — от тебя веет счастьем. Твоя жизнь осуществила это чудо: построить на слезах любви замок вечного счастья! Все другие герои любви — печальны! И как им не быть печальными? Через все века тянется этот кортеж — тех, кто любил, и нет шествия печальней этого. Один ты проходишь танцующей походкой, ты скользишь мимо, непринужденный, в своем шитом золотом камзоле.
Смотря на твою жизнь, наши израненные жизнью сердца на минуту охватывает сладостная иллюзия: мы воображаем, что можно жить без страданий, что можно любить, не проливая слез.
Да, от тебя веет счастьем. То, что мы преследуем постоянно, ты ловишь одним движением, ты доказываешь одним танцем, ты утверждаешь одним взглядом! Ты удивителен, как балет, и насмешлив, как парадокс. Ты меняешь знаменитый французский припев, отнимая у него его меланхолическую грацию, и даешь к нему неожиданный вариант:
Да, для тебя, венецианец, любовные радости длились всю жизнь. Ты никогда не видел мрачного лика любви, ее трагического близнеца. Тогда, как в сердце португальской монахини, в сердце кавалера де Грие, в сердце Фортунио, даже в тревоге Дон Жуана мы чувствуем это великое разочарование тех сердец, которые не в силах заставить другое любимое сердце биться одним биением с ними. Ты получил от судьбы неуязвимый дар молодости и невозможности страдать. Ты один среди смертных не вкусил от древа страдания, у тебя одного нет Ахиллесовой пяты.
О, венецианец! О, соблазнитель! Ты имел все, чего желал — больше того, ты желал того, что имел. И в этом все твое обаяние.