Итак, по вторникам она ожидала их. Раздававшийся звонок заставлял ее вздрагивать. Она всегда боялась увидеть чье-нибудь новое лицо, что случалось лишь очень редко. Обыкновенно являлись одни и те же особы: г-жа Жадон с тремя дочерьми, несколько пожилых дам, знакомых семьи г-на Моваля и называвших его Александром, и несколько жен его сослуживцев. В числе последних находилась г-жа де Мирамбо, муж которой состоял начальником отделения г-на Моваля. Г-жа де Мирамбо приводила с собой свою горбатую племянницу. «Мирамбоши», как называл их г-н Моваль, когда бывал в шутливом настроении, были покрыты цветками лилии в виде брошей и брелоков, над чем тихонько посмеивалась г-жа Жамбер, жена другого сослуживца г-на Моваля. Г-жа Жамбер, старая, сухая и прямая дама, скромно одетая во все черное, была свободомыслящей и республиканкой и состояла в отдаленном родстве с покойным Жамбер-Лионом, либеральным адвокатом во время Второй империи и министром культов во время Третьей республики. Она не упускала случая намекнуть на это родство, точно так же как и г-жа де Мирамбо не скрывала, что некий Мирамбо состоял поверенным принцев в Вандее и был расстрелян при Кибероне. Г-жа Моваль страшно опасалась встречи этих двух дам, взаимная антипатия которых по какому-то таинственному стечению обстоятельств заставляла их обыкновенно сталкиваться друг с другом. Часто приходила м-ль Леруа, и ее присутствие вносило некоторое веселье в приемный день г-жи Моваль, который она оживляла легкомысленными и вольными разговорами стареющей девицы.
Бывало также, что не приходил никто. Тогда, сидя перед своим чаем и пирожными, г-жа Моваль принималась мечтать, и мечта ее всегда была одинакова: звонят, и входит красивая молодая дама, у нее огненные волосы, красный рот и нарумяненные щеки. Она говорит ясным, нерешительным голосом: «Вероятно, я ошиблась… Я, значит, попала не к господину Мовалю… Да… к господину Андре Мовалю. Я прошу прощения… Я думала…» И г-жа Моваль, в своем сне наяву, с любопытством разглядывала эту слишком надушенную и слишком изящную особу, бывшую несомненно любовницей ее сына.
Часто, пока она мечтала таким образом, дверь неожиданно открывалась, и перед г-жой Моваль появлялся высокий юноша, целовавший ее в обе щеки. Это был Андре, который, зная, что она одна, забегал к ней выпить чашку чая и полакомиться пирожными. В те дни мать особенно нравилась ему, так как она надевала красивое платье. В сорок четыре года г-жа Моваль была еще приятна лицом и обладала молодой фигурой, и Андре любил видеть ее хорошо одетой. Он говорил ей по этому поводу комплименты и пользовался случаем, чтобы получить от нее все, чего он хотел. Обычно в подобные минуты он выпрашивал у нее какую-нибудь денежную прибавку. Живя на всем готовом, он получал ежемесячно на свои мелкие удовольствия некоторую сумму, которой, увы, ему никогда не хватало. Г-жа Моваль добавляла к ней тайком, не переставая упрекать себя в безволии. На что мог Андре тратить свои деньги? Правда, он охотно покупал книги и давал их затем переплетать в кожу и в очень изысканную бумагу. Но эти покупки не объясняли всецело расходов юноши, и г-жа Моваль возвращалась к мысли, что у него есть любовница.
