Выпустить собаку из—под дивана, завершить дальнейшие грузовые операции — это были сущие пустяки. Без происшествий обошлось дело при ездке второй. Слава тебе, господи, все!
— Счастливо жить на новом месте! — С таким пожеланием двинулись к выходу. Но у дверей возникла грымза большая.
— Ни шиша подобного! — сказал она. — С друзьями так не расстаются!
Ребята переглянулись — с удивлением. До сих пор не случалось, чтоб хозяева причисляли грузчиков к числу друзей.
Вылезла и грымза маленькая.
— Да-да! Перекусим, друзья мои, выпьем по рюмочке, как положено при новоселье — Наверное, ей самой очень хотелось выпить с устатку. На лице ее это отразилось явственно.
— К тому же, — продолжала большая, — куда ты, Арвис, попрешься в таком виде?
Вид действительно был еще тот: штанина, распаханная псом по шву до самого пояса, скрутилась без малого в веревку. Радовали глаз трусики — красные в цветочек.
— Короче! — Голос большой грымзы обрел вдруг нотки властные. До выхода на пенсию ходила, поди, в немалом начальстве. — Короче, снимай штаны — зашью. А ты, Машер, тем часом накрой на стол.
И вот они, все шестеро, без тесноты разместились за столом: что значит — круглый! Арвис оккупировал диван. Мягкий, располагающий к отдыху. Теперь таких не делают: чтоб не разлеживались, не разнеживались.
И вот сверхдефицитная водка — этикетка вся в медалях — разлита по рюмкам. Провозглашен тост:
— С новосельем!
Грымза большая едва пригубила. А у остальных водочка пробудила волчий аппетит. Затем — стало прогрессировать состояние осоловелости. Разговор самый никчемный: о погоде, об очередной телепередаче. Самое время подниматься и раскланиваться.
Но именно в этот момент, рассиропившись на диване, Арвис и проворчал сонным голосом:
— Н-да-а, разучился народ веселиться!
— Что-о? — Грымза большая надменно вскинула голову. Метнула взгляд на подругу. — А что, Машер, покажем им веселье, так сказать, в стиле ретро?
— Покажем! — многозначительно согласилась та.
До сих пор рюмка большой грымзы стояла в неприкосновенности. Тут она была лихо поднята:
— За вас, племя младое, не умеющее веселиться!
И лихо выпита.
Словно был тот глоток волшебным. Прямо на глазах началось превращение. Вот только что сидела согбенная усталостью да и почтенным возрастом... А, что там! Старуха сидела. И — распрямилась. Блеснули глаза. Эт—такие в них бесенята!
Грымза маленькая в миг единый стала точной копией своего портрета в молодости.
