В ушах зашумело, голова закружилась. Алексей попытался опереться на дерево, но рука провалилась в пустоту, силы покинули его, и он упал.
Пришёл в себя Алексей уже тогда, когда монахи заносили его на монастырский двор. Его раскачивало, как на волнах, и тошнило.
Четверо монахов несли его на кафтане, особым образом положенном на жерди.
Увидев процессию, подбежали со стройки послушники. Они столпились вокруг Алексея, он сквозь забытьё услышал:
– Быстрее несите его в келью, к Захару! Он лекарь, раны исцеляет. – И он снова впал в беспамятство.
Сколько времени прошло, он и сам толком не знал, но пришёл в себя Алексей от разговора рядом. Не открывая глаз, прислушался. Говорили на латыни, чтобы он не понял. Ему стало смешно – латынь он знал не хуже русского или греческого: годы, проведённые в Византии, не пропали даром.
– Как его состояние?
– Кровь я остановил, теперь Господу молиться надо, чтобы антонов огонь не приключился.
– Молитву всей братией возносим. Как думаешь, поправится?
– Всё в руках Господа, он милостив.
– Придётся в Переяслав возвращаться без него.
Хлопнула дверь, наступила тишина.
Алексей ощущал слабость, боль в ноге. Но главное – он пока жив. Ему стало интересно: если бы он погиб в хватке с секачом, тело тоже бы исчезло, как у Конрада? Вот бы монахи удивились!
Захар ухаживал за ним, как за малым дитём. Менял повязки, давал противные на вкус снадобья, посыпал рану толчёным мхом, кормил, поил и обтирал влажной тряпицей. Даже коровьим молоком поил несколько дней, хотя в монастыре коров не было, Алексей это точно знал.
Только через неделю Алексей смог разговаривать.
– Как нога? – спросил он Захара.
– Очнулся? Тогда на поправку пойдешь, – улыбнулся тот.
– Нога цела?
– Кости целы, а мясо нарастёт.
– Послушник как? – Алексей спросил про монаха, на которого напал секач.
Захар отвернулся:
– Схоронили, четвёртый день как.
– А Ефрем?
– Третьего дня уехал. Оба монаха переяславских с ним и наших четверо – из бывших воев, кто оружием владеет. Обещал по весне вернуться – вроде даже с князем Владимиром. К тому времени фундамент крепость примет, можно будет и за стены браться.
– Выходит, я здесь до весны застрял?
– Можно и так сказать. А куда тебе в поход? В седле не удержишься, а уж в сече биться и вовсе не горазд.
Не горазд, это точно, поговорил – и то устал.
А ещё через неделю зарядили дожди – нудные, противные, и лили они целыми сутками. День стал сокращаться.
Алексей уже подсаживался на жёстком топчане, ел сидя. К нему стали наведываться монахи. По дождю ни в лес не пойдёшь, ни фундамент будущего храма Успенского не выведешь. И потому они за здоровье Алексея молились да проведывали его. С некоторыми из них Алексей сошёлся – почти подружился, особенно с молодым, Павлом.
