Они остановились возле машины, и Грисвелл мрачно уставился на старый дом. Его пыльные стекла были пустыми и белыми, но не слепыми! Казалось, что чьи-то глаза жадно рассматривают новую добычу сквозь затемненные стекла.
Баннер повторил свой вопрос.
— Да. Будьте осторожны. Там, на сиденье, змея… по крайней мере, она была там.
— Сейчас никого, — пробормотал Баннер, привязывая свою лошадь и вытаскивая из седельной сумки электрический фонарик. — Давайте посмотрим, что в доме.
Он невозмутимо зашагал по кирпичной дорожке. Грисвелл почти наступал на пятки Баннеру, сердце его учащенно билось. Ветер доносил запах разложения и прелой травы. Грисвеллу стало до тошноты плохо от ненависти к этим черным лесам, к этим ветхим домам плантаторов, в которых еще дремал забытый дух рабства, кровавой гордыни и темных интриг. Он всегда думал о Юге как о солнечной и праздной стране под легким ветром, пахнущим специями и цветами, где жизнь спокойно текла под бой барабанов черного народа, поющего на залитых солнцем хлопковых полях. Но сейчас ему открылась другая ее сторона, о которой он прежде и не подозревал, — темная и мрачная, окутанная страхом. И он не мог сдержать своего отвращения.
Дубовая дверь свисала, как и прежде, с разбитых петель. Луч фонарика лишь сгустил мрак внутри дома; Баннер стоял на пороге, осматривая прихожую. Луч скользнул сквозь тьму и взобрался вверх по лестнице. Грисвелл затаил дыхание, сжав кулаки, — но в этот раз никто не смотрел на них сверху. Баннер вошел внутрь, ступая мягко, как кошка, — в одной руке фонарик, в другой револьвер.
Когда он повернул свой фонарь в глубину бокового проема, Грисвелл закричал, почти потеряв сознание от невыносимой дурноты.
След кровавых капель тянулся по полу, пересекая одеяла, на которых спал Брэйнер между дверью и постелью Грисвелла. И на этой постели лицом вниз лежал Джон Брэйнер с расколотой головой, сочащейся свежей кровью, отблескивавшей в луче фонаря. Его вытянутая рука все еще сжимала топор, лезвие которого вонзилось в одеяло там, где должен был спать Грисвелл.
Мгновенно нахлынувший поток темноты поглотил Грисвелла. Ничего не соображая, он, шатаясь, побрел прочь, но Баннер схватил его за руку. Когда он вновь стал слышать и видеть, ему стало невероятно дурно, и в приступе рвоты он едва успел склонить голову над камином.
Баннер повернул на него фонарь. Его голос донесся из-за слепящего круга:
— С вашей стороны было бы умнее использовать другой топор!
