— Вы с ними лично знакомы? — поинтересовался я, и он угрюмо наклонил голову.
— Вот оно как, значит, — заключил я. — Ну что же, сожалею, но пусть сами в этом разбираются.
Из кухни быстрым шагом вышла молодая светловолосая женщина, в одной руке она держала стакан, в другой бутылочку молока с соской. Она неопределенно кивнула нам, поднялась по лестнице и скрылась в комнате, куда недавно мальчик отнес маленького ребенка. Посетители наблюдали за ней в полном молчании.
С улицы в комнату въехал на велосипеде мальчик с темно-каштановыми волосами, сделал контрольный круг по комнате, задержавшись за моей спиной, чтобы произнести: «Да, да, знаю, ты мне говорил не делать этого», — после чего, набрав скорость, направился обратно по коридору в сторону раскрытой на улицу двери. Велосипед был алым, а комбинезон мальчика — фиолетового, розового и ярко-зеленого цвета. От такого многоцветия зарябило в глазах, но это быстро прошло.
Проявляя такт, ни один из них не обмолвился ни словом о послушании или о том, что дети должны знать порядок.
Я предложил посетителям выпить, но им нечего было праздновать или отмечать, и они пробормотали что-то про дальний путь до дома. Я вышел с ними на улицу под ласковое нежаркое солнце и постарался как можно вежливее извиниться за то, что не смог их порадовать. Они сокрушенно кивали, пока я шел вместе с ними до машины.
В зелени дуба мелькнул один из троих сидевших в засаде. Между деревьями вспыхнул алый велосипед. Посетители оглянулись на длинную темную тень от моего жилища, и Роджер наконец задал вопрос, который, похоже, давно вертелся у него на языке:
— Очень интересный дом, — вежливо проговорил он. — Как вы его раскопали?
— Я построил его. Точнее, перестроил изнутри. Это строение очень старое. Памятник старины, охраняется государством. Пришлось уговаривать разрешить мне сделать окна.
Они посмотрели на темные прямоугольники стекла, органически вписывавшиеся в бревенчатые стены здания, — единственное свидетельство того, что внутри живут люди.
— У вас хороший архитектор, — заметил Роджер.
— Благодарю вас.
— Это как раз еще один вопрос, по поводу которого препираются Стрэттоны. Кое-кто из них хочет снести нынешние трибуны и построить новые, и они наняли архитектора составить проект.
Голос его дрожал от негодования. Я полюбопытствовал:
— Новые трибуны, это же прекрасно? Более удобные для зрителей? И вообще?
— Ну конечно, новые трибуны, это просто замечательно! — оживился Роджер. Раздражение полилось из него рекой. — Годами я упрашивал старика перестроить трибуны. Он вечно соглашался — да, да, когда-нибудь мы это сделаем, — но на самом деле и не думал этого делать, по крайней мере, на своем веку. Теперь же его сын Конрад, новый лорд Стрэттон, пригласил этого жуткого человека спроектировать новые трибуны, и он ходил по всему ипподрому и говорил мне, чем он намерен заняться. Послушали бы вы, какую чушь он нес. Ему раньше вообще не приходилось проектировать трибун, и он ни ухом, ни рылом не разбирается в скачках.
