Закрыв за ней дверь, я сказал:
— Да уж, сотрясение у нее будь здоров, сказал бы я.
— Это точно, но она постоянно приблизительно в таком состоянии. Будь я врачом, отстранил бы ее от скачек на всю жизнь.
— Да, видно, она не ходит у вас в любимчиках среди Стрэттонов.
Роджер тут же вспомнил об осмотрительности.
— А разве я говорил…
— Ясно дело, не говорили, — успокоил я его. Помолчав, продолжил: — Так что же изменилось с прошлого воскресенья?
Он посмотрел на светло-бежевые стены, гравюру Аркла в рамке, большой настенный календарь с вычеркнутыми днями, огромные напольные часы (показывавшие точное время), потом на свои ботинки и, посоветовавшись с ними, наконец произнес:
— На сцену вышла миссис Биншем.
— Это так важно?
— А вам известно, кто она такая? — вопрос прозвучал несколько удивленно, даже с оттенком любопытства.
— Сестра старого лорда.
— Мне казалось, вы ничего не знаете об этой семье.
— Я говорил, что у меня нет с ними никакого контакта, и так оно и есть. Но моя мать рассказывала о них. Как я сказал вам, она одно время была замужем за сыном старика.
— Вы имеете в виду Конрада? Или Кита? Или… Айвэна?
— Кита, — ответил я. — Двойняшки Конрада.
— Двуяйцовые близнецы, — заметил Роджер. — Младший из них.
Я кивнул.
— На двадцать пять минут моложе и, по-видимому, никак не может ужиться с этой мыслью. До сих пор.
— Наверное, есть разница.
Разница была и заключалась в том, кто наследует баронство, а кто нет. Кто наследует семейный особняк, а кто нет. Кто наследует состояние, а кто нет. Ревность Кита к своему старшему на двадцать пять минут брату была одной — но только одной из многих, по словам моей матери — причин озлобленности ее бывшего мужа.
У меня хранилась фотография матери в день ее свадьбы со Стрэттоном, жених был высокого роста, светловолосый, улыбающийся, поразительно привлекательно выглядевший, его гордость за нее, светившаяся в нем нежность обещали чудесную жизнь вдвоем. Она рассказывала мне, что была в тот день на седьмом небе, испытывала неописуемое чувство погружения во всепоглощающее счастье.
Не прошло и шести месяцев, как он сломал ей руку и выбил два передних зуба во время очередной ее попытки положить конец его рукоприкладству.
— Миссис Биншем, — сказал Роджер Гарднер, — настояла на созыве собрания акционеров на следующей неделе. Говорят, она настоящий дракон. Она, естественно, приходится тетей Конраду и, очевидно, является единственным живым существом, от страха перед которым у него подгибаются колени.
