Карага хмыкнул, а потом задумался:
– Эвил, стой.
И Эвил тут же ударил по тормозам. «Пчела» лишь слегка качнулась и пошла было боком, но он выправил ее и подогнал к обочине.
– Вылезай и добирайся сам, – мрачно сказал Карага, – что-то идет не так, и не нужно тебя им светить.
Эвил прикинул расстояние, кивнул и полез из машины прочь. Он быстро исчез в темноте, отчасти потому, что торопился, отчасти из-за черного длинного плаща, который всегда носил вместе с белыми рубашками и выглаженными брюками.
Карага занял его место и повел машину дворами. Ему теперь казалось, что все вокруг предательски напряжено и только и ждет, чтобы обрушиться. Двадцать лет спокойной жизни полетели коту под хвост, и Карага обнаружил, что отвык от постоянного чувства настоящей опасности, а все, о чем он волновался раньше, – полнейшая ерунда по сравнению с тем, что будет дальше.
Он молчал, заново примеряя на себя шкуру вечно преследуемой жертвы, и потихоньку загорался азартом: опасность напоминала ему хороший массаж, после которого восхитительно готовы к действию и мышцы, и мозги… впрочем, это мог быть эффект от переполненных батарей.
Всплыла и мысль о брошенном дома Кеннете – если Карагу сегодня прикончат, парню тоже не жить, не выберется он из клетки, а орать бесполезно…
Белый вокзал похож был на все вокзалы, вместе взятые. Состоял он из двух зданий, и одно из них было наглухо закрыто: старый терминал, битком набитый электроникой и выводящий к сверхскоростной вертикальной линии, которую почти демонтировали. О прежнем великолепии Вертикали напоминал только идущий вверх голубоватый рельс, окруженный кружевной аурой, тускло светящейся в ночном небе.
Последний участок дороги то и дело пытались разобрать, но так и не смогли справиться с аурой. В старом терминале царило запустение, оттуда вынесли и уничтожили даже массажные кресла, но поговаривали, что не все так, как кажется, и на самом деле в здании все еще есть что вынести и приспособить себе на пользу.
Второе здание, новое, представляло собой образчик неоклассицизма – приземистое, с обязательной колоннадой и львами, обнимающими колонны. Внутри обычно шумела толпа, пытаясь распределиться по трем залам: в зале ожидания с ободранными секционными стульями; зоне первого класса, где подавали кофе и беспорядочно переключали каналы на огромном, но дешевом экране; и зале матери и ребенка с буфетом, в котором продавалось подогретое детское питание.
Электронное табло болталось справа от львов, и под ним обычно продавали мороженое, маслянистые пирожки в бумажных конвертиках и теплую газированную воду. За табло должны были начинаться турникеты, но их не было. Вместо них медленно оседало на землю пылевое облако, а пара спасателей в оранжевой форме деловито обтягивали облако красной полосатой лентой.
