были всегда узорнее стариковых, зато и Петрусю прежде всех в доме было готово снидание, зато и Петрусю во время ярмарок сама Наталка приносила в плетеном кошике
[7] горячий борщ с салом, бараниною и куркою, пампушки с олеею
[8] и луком, корши с маком и медом. Таким образом услуживая друг другу, забавляя друг друга, они любились счастливо в простоте сердечной, но когда у Петруся начал жестче пробиваться ус, когда у Наталки грудь начала подниматься выше при какой-нибудь замысловатой песне, то их веселая, беззаботная жизнь отенилась новыми, приятными и неприятными чувствами: и ей было скучно, когда он долго не ворочался с Решетиловки или Опочки, и ему было досадно, как она с кем другим забавлялася, пела или плясала. Они уж стали и стыдиться, и краснеть друг друга, а иногда чересчур и вольничать. Злые глаза это подметили, а злые языки начали распускать о девушке худую молву. Это дошло и до нее. Однажды, как на вечернице одна завистливая дивчина намекнула ей о неверности Петруся, а другая, застарелая, попрекнула ее сомнительным поведением, она воротилась домой вся в горьких слезах.
— Що з тобою зробилось, чого ты так сумуешь? — спросил ее Петрусь, встретясь с нею на дворе.
— Та все через тебе, — отвечала, всхлипывая, Наталка.
— Як через мене, с чего се ты взяла, щоб я був такой лыхий чоловик, щоб довив тебе до такого горя?
— Та як бы ты був не лыхий чоловик, не разносив бы про мене такого сраму; на що ты выхвалявся всем, що я… що ты… А теперь все люди чорт зна що про мене думают.
Напраслина огорчила Петруся; всеми силами он старался разуверить чувствительную девушку.
— Я тебе люблю, як никого на свете: чи можно, щоб я став выгадывать про тебе?
— Та колы ты мене любишь, чом же ты не скажешь батькови про се? я и сама люблю тебе.
Можно представить себе, как обрадовался добрый малый такому нечаянному объяснению, на которое хотя он до сих пор и надеялся, но зато столько же и боялся противного. Минутная досада и обида были вознаграждены слишком. Он расцеловал свою милую, и по прошествии первых минут любовного восторга они уговорились, как объявить отцу взаимное желание. Петрусь опять робел, но Наталка ободрила его, сказав, что отец любит его как родного сына и часто, пред гостями даже, все свое благосостояние приписывает неусыпным трудам дорогого приемыша. Что могло более ручаться за успех?
В первое воскресенье, помолясь усердно перед образом, одевшись в лучшее платье, пригладив гладенько кваском волосы, пришел Петрусь к старому казаку, повалился в ноги и начал:
