Сын у меня — какой-то Саша.
Похож на меня или на мать, и наоборот.
И вот в овощной лавке мне все еще говорят «братишка», а тут уже зовут на родительское собрание. Я, само собой, забираюсь за последнюю парту. За последней партой хорошо сидеть. Когда-то мы за ней курили, спали и играли в покер.
— А теперь возьмите бумагу и ручку и записывайте расписание уроков!
Учительница — телка что надо! Ноги у нее растут прямо из плеч. Нет, из шеи! А родители — без слез не взглянешь: толстые и отечные. Настоящие ботаники. Прячусь в укрытие за одной родительницей в шубе и готовлюсь клевать носом. Шуршит бумага, скрипят ручки, красота, как когда-то…
— Эй, вы, за задней партой!
Делаю вид, что не слышал. Откуда мне знать, кому она кричит?
— Вы, в очках! Я к вам обращаюсь…
— Ко мне? — прикидываюсь дурачком.
— К вам!
— Да, учительница?
— Учитель… — поправляет меня она.
— Да, учитель?
— Товарищ учитель…
— Товарищ учитель.
— Почему вы не пишете, когда я диктую?
— Простите?
— Вам это не интересно, да?
— Интересно, — говорю я, — как же не интересно?
Ботаники навострили уши; уставились на меня во все глаза. Шуба подвинулась в сторону, и я весь как на ладони, негде больше укрыться.
— Хорошо, — говорит учительница, — и кому же я тогда диктую?
— Нам диктуете… — говорю я.
— Для кого я тут надрываюсь?
— Для нас надрываетесь.
— И в чем же тогда дело?
— У меня нет ручки.
— У вас нет ручки?
— Нет.
— Вы его слышали?
Они слышали.
— У него нет ручки!
— Нет.
— Чей вы отец?
— Сашин.
— Сашин? А кто вы по профессии?
— Юморист.
Вот ведь выдумал себе профессию, юморист, думаю я про себя, а эти продолжатели рода глядят себе и глядят на меня. Клюнули на юмориста!
— Юморист, а без ручки! — говорит учительница. — Какой же вы юморист, раз у вас даже ручки нет?
— Я все больше на машинке, уж простите… А машинка редакционная, не разрешают выносить!
— Ладно, может кто-нибудь одолжить ручку нашему юмористу?
Родители молчат, как воды в рот набрали, и только смотрят на меня. Как бы еще, интересно, они на меня смотрели, будь я каким-нибудь сатириком? Учительница дает мне ручку:
— Только верните мне ее потом!
— Я не краду ручки.
— Вам никто и не говорит, что крадете!
И вот снова скрипят ручки, шуршат бумажки, а я все за шубой…
— Ну что опять? А?
— Я спрашиваю, что с вами опять, почему вы не пишете?
— Мне не на чем.
— Нет, это уже в самом деле… — не сказала, что. — Есть у кого-нибудь лист бумаги?
Шуба мигом ныряет в свою сумку. Через какое-то время вытаскивает календарик в кожаной обложке. Даст или не даст — не даст. Пожалела сентября, поэтому прячет календарик обратно, а мне протягивает бумажный платок.
