Наука быть живым: Диалоги между терапевтом и пациентами в гуманистической терапии | страница 73
— Дженнифер, когда вы рассказываете мне о том, какой Берт ужасный человек, вы себя не критикуете и не исправляете то, что хотели сказать. Но в тот момент, когда вы начинаете говорить о себе и о своих собственных чувствах, вас начинает терзать все тот же критик.
— Не знаю. Может быть. Я не очень хорошо понимаю, что вы имеете в виду, но хочу знать, утверждаете ли вы, что я виновата в том, что Берт спал с Элен? — сердито, с вызовом произнесла она.
— Ну, а вы? — я решил принять вызов.
— Нет, конечно, нет! Что за ужасная мысль! Почему я должна... ?
— Кто сказал это? — Я говорил резко и настойчиво.
— Вы. И не играйте со мной в ваши хитрые игры... — Она была вне себя от гнева.
— Дженнифер, перестаньте, пожалуйста!
— Перестать что? — теперь она не уступит.
— Сейчас вы в гневе бросаетесь в разные стороны и совершенно запутываете разговор. — Я был раздражен.
— Что я делаю? Вы один виноваты в том, что все запуталось. Вы обвинили меня в том, что Берт переспал с Элен. Почему вы обвиняете меня?
— Вина, вина, вина! Кажется, единственное, что имеет для вас значение, — это ведение счета. Кто виноват? Кажется, вас не слишком беспокоит то, что происходит с вашей жизнью, с вашим браком, с нашими отношениями, с вашей терапией. Лишь бы занести штрафные очки в ту большую небесную книгу. А как насчет чего-нибудь другого — помимо вины? — я был зол и требователен.
— Теперь вы обвиняете меня! Это так несправедливо! Несправедливо! Вы обвиняете, потому что мы сейчас запутались. Надеюсь, вы довольны.
— Это звучит так, как будто вы обвиняете Берта. — Внезапно я понял это. А она поймет?
— Но вы... вы... Верно! Я веду себя сейчас совсем как с Бертом!
— Вам так важно, кто виноват, — сказал я уже мягко; внезапное прозрение было болезненным и хрупким.
— Это все, что у меня есть. — Почти плача. — Он отнял все остальное. — И она разрыдалась.
Пока Дженнифер плакала, я испытывал противоречивые чувства. Ее слепая озабоченность виной и обвинениями бесила меня, но одновременно казалась — в точности, как она сказала, — единственной вещью, которая у нее оставалась. Конечно, обвинение — не единственная вещь, но как раз этого-то она и не могла понять, поскольку оценивала все поступки и события с точки зрения того, кто виноват. Если бы я только мог помочь ей почувствовать хотя бы часть ответственности за ту ситуацию, в которой Берту потребовались отношения с Элен, то Дженнифер смогла бы почувствовать себя кем-то большим, чем невинная и беспомощная жертва, тогда она смогла бы понять, что имеет власть и не нуждается в том, чтобы вести счет чужим грехам.