— Покажите мне ваши ноги, Луиза!
Внезапно ее оживление прекратилось, она затаила дыхание. Затем осторожно взялась за подол своей юбки и приподняла его на несколько дюймов — так что ее бедра оказались наполовину открытыми. Она, казалось, сохраняла самообладание, но все еще сдерживала дыхание.
— Они выглядят очень неплохо, насколько я могу их видеть, — поддразнивал я ее. Теперь уже росло мое напряжение. Промелькнула мысль о том, как Луиза рассказывает кому-нибудь о неортодоксальных методах своего терапевта. Затем я подумал, что это вряд ли произойдет, и не имеет никакого значения для живого человека, который находится рядом со мной, и для того, что мы пытаемся делать. У меня также возникло теплое сексуальное чувство: мне хотелось, чтобы ее юбка, пусть и титаническими усилиями, приподнялась еще на несколько дюймов.
— И это все? — спросил я дразнящим тоном, пытаясь заставить ее приподнять юбку повыше. Но я также хотел, чтобы она сама взяла на себя ответственность за то, насколько именно она решит открыть свои ноги. Мой тон служил обоим намерениям.
— О, я не знаю! — С нетерпением. — Почему вы задаете мне этот вопрос? Вообще, все это неправильно делать. Но глупо так говорить. Я, конечно, не показываю вам ничего такого, чего вы не видели раньше, и...
— А вот здесь уже вы неправы, — внезапно перебил я ее. — Вы продолжаете сводить свое поведение к механическим действиям, Луиза, и если вы имеете в виду, что я раньше видел женские ноги, это, разумеется, так, но...
— Я знаю! Знаю, не говорите мне. Моих ног вы раньше не видели.
— Это правда, но все-таки дело не в этом.
— В чем же тогда? Постойте! То, что вы не видели раньше, оказалось моим выбором поступить именно таким образом: "Вот она я". Верно?
— Да, Луиза, это так. — Теперь я был уверен, что мы правильно поступили, рискнув углубиться в эти области.
— Джим. — Она редко употребляла мое имя, я потеплел. — Мне хотелось бы снять всю свою одежду и показать вам всю себя. Не думаю, что смогу сделать это сегодня, хотя мне и хочется. Но, возможно, когда-нибудь я так и поступлю.
— Я слышу вас, и чувствую то же самое. И сеанс закончился.
20 октября
Луиза была очень подавлена, когда через два дня пришла ко мне. Она избегала встречаться со мной взглядом, устраивалась на кушетке с излишней старательностью и долго молчала.
— О чем вы думаете?
— Ни о чем. Вернее, я лучше не буду об этом говорить.
— Вы можете сказать, что удерживает вас от того, чтобы сказать то, что вы думаете?
