– Стоило оно того? Сбивать транспорт ООН, для того чтобы скрыть ваши делишки? И что именно вы хотели скрыть – корабль трампов или диспетчерскую, которой вы наводите истребители «южных»? Вас бы в любом случае по головке не погладили, но вы решили усугубить свою вину, да?
– Откуда вы знаете про… черт! Разумеется… гребаные «пси»!
– Вообразите, я могу читать все ваши переговоры. Всю ту информацию, которую вы перекидываете отсюда засекреченными цифровыми пакетами, все те импульсы, что приходят в ответ. Такая у меня суперсила, полковник.
– Хе-хе, ну да. А моя суперсила захоронена подо льдом и горной породой. Очень супер и очень сила… И попади эта штуковина к вам – стали бы вы долго раздумывать?
– Увы, нам такого еще не попадалось. Только подумать, какое было бы раздолье для наших ученых. Какая возможность!
– Вот-вот. Мне тоже всегда было интересно посмотреть, что у этих штук внутри. Покопаться в них, как в движке гребаного «бьюика», своими руками пощупать, посмотреть, как всё там устроено.
– В этом наше отличие.
– Капитализма от коммунизма? Парень, да ты никак решил меня перевербовать?
– Нет, не наших политических систем. А нас с вами.
– И в чем же оно?
– Вечно такие ребята, как вы, лезете руками, куда не просят. Совсем не боитесь их испачкать, да?
– Слыхал, парень, генерал Макартур как-то сказал, что «в войне победу ничем не заменишь».
– Лао Цзы как-то сказал: «Кто ведет войну ради человеколюбия, тот победит врагов».
– Линкольн сказал: «Кто хочет, тот ищет возможности, а кто не хочет – ищет причины».
– Что ж… Суворов как-то сказал: «Мы русские – и потому победим»…
Винтовка щелкает один раз. Лиловый отсвет разряда падает на сугробы и камни сада. Голова полковника дергается, веер темных капель орошает колонны беседки. Пальцы его разжимаются, выпуская гаусс-пистолет. В клубах пара, идущих из прожженного черепа, он медленно валится назад, с хрустом ломает низкую оградку и рушится в заполненный снегом бассейн у подножия беседки.
Девушка, вырвавшись из его рук, едва не падает. Ей удается устоять на ногах. Спрятав лицо в ладони, дрожа, медленно оседает на землю.
Молитвин бросается к ней. Опустившись коленями в снег, прижимает к себе, пытаясь согреть. Бормочет что-то успокаивающее. Она шепчет в ответ, касаясь его разгоряченного лица холодной узкой ладонью, растягивая в улыбке бледные губы:
– На пушистых ветках снежною каймой распустились кисти белой бахромой…
Надо возвращаться в здание, думает Молитвин, слишком он затянул свою игру с полковником – но рука, непослушная рука никак не давала нацелить винтовку.
