Канцлер внезапно поднялся и на полуслове оборвал посла. Затем скомандовал всем убираться. Офицеры, чиновники, охранники потянулись к дверям.
Выйдя, я свернула в полутемный коридор, ведущий к жилому корпусу для женского состава. Ускорила шаг, затем перешла на бег. Скорее! Нужно переодеться и причесаться. Как назло, на туфле ослаб ремешок, я присела на скамью в одной из коридорных ниш – подтянуть его. И едва нагнулась, до меня донеслись голоса. Я прислушалась: Хельга и Бригит занимались любимым делом – сводили сплетни.
– А он хорошенький, этот русский! – пропищала Бригит.
Я едва не рассмеялась. Как можно называть Олега хорошеньким, будто он обычный нарсийский хлыщ.
– И сразу видно – не дурак погулять, – отозвалась Хельга.
– А надутая стерва Грета смотрит на него, как на свой кусок мяса. Наверное, думает, что он ее любит, – хихикнула Бригит.
– Точно. Надеется, что заберет ее с собой на Землю. Ты заметила, как эта плутовка смотрит на нас с тех пор, как он появился в Нарсии?
Бешенство поднялось изнутри и охватило меня мгновенно. Я вылетела из ниши в коридор. Крюком справа засветила Хельге под челюсть и добавила ногой в живот, когда та свалилась. Поймала Бригит за космы, рванула, выдрала клок и на прощание наградила обеих коллег пинками под тощие задницы.
Через пять минут я была в своей келье. Принять ванну, высушить волосы – на всё про всё полчаса. Теперь нарядиться. Не в серую мышастую ветошь, а в белое платье из гладкой шерсти. Напоследок я посмотрелась в зеркало. На миг замерла. Прекрасная собралась бежать на свидание, задрав подол – словно казарменная шлюха…
Олег, казалось, стоял за дверью и сжал меня в объятиях сразу, едва отворил на мой стук.
– Грета…
Голова закружилась. Я прижималась к Олегу и чувствовала, как теряю волю, разум, ничего не остается от меня. Разлетается осколками вселенная, и исчезает, пропадает в ней всё кроме рук, губ, плеч…
– Присаживайтесь, господин посол, – диктатор кивнул на массивное, с витыми позолоченными ручками кресло. – Я обойдусь без предисловий. У меня к вам предложение.
Он походил на гусеницу. Мелкую, тощую и дряблую гусеницу с вытаращенными стрекозиными глазами. Мутными, ко всему.
– Это предложение касается вас лично, – продолжил Штольц. – Оно не имеет ничего общего с представительством вашей страны.
– Слушаю вас.
– Речь пойдет об этом южном сброде.
Я невозмутимо пожал плечами. Ненависть к южной расе нарсиец впитывал с молоком матери. А затем на протяжении всей его жизни государство заботилось, чтобы ненависть не ослабела. В Саулии образ нарсийца с кривым ножом в руке преследовал граждан в кошмарных снах от рождения и до смерти.
