— Что это такое? — вздрогнула она.
Задрожав всем телом, ребенок попытался вырваться из ее рук, а когда поняла, что это невозможно, закрыла лицо махровым полотенцем.
— Кто это сделал? — настойчиво пытала она.
Девочка явно хотела уйти от ответа. Но потом, скорей, из чувства благодарности за все, чем от желания, тихонько сказала:
— Я упала и ударилась о шкаф.
Ее лицо стало таким несчастным, что жестоко было бы требовать ответа и дальше. Она сделала вид, что поверила. Но когда несла ребенка на руках в спальню, ей все время хотелось плакать.
Тот день (три дня назад) был похож на бесконечную череду ее одинаковых дней… Дней, в последнее время полных тревоги, смятения и душевной боли. В тот день она была свободна — накануне сменилась с круглосуточной смены. Она работала сутки через двое, но в любой из этих двух дней ее могли вызвать и в больницу (в которой она уже отдежурила целые сутки) и домой к любому ее маленькому пациенту, и она ехала. Или шла — во что бы то ни стало, в любой час, даже в три часа ночи. Потому, что не могла не пойти. Ее сын давно стал взрослым и привык к беспорядочному ритму маминой работы. Он только сокрушенно качал головой, открывая ей дверь в шесть утра, после того, как четыре часа она провела у кровати тяжело больного ребенка, без конца снижая температуру, вымывая организм клизмой, делая внутривенные вливания и шаг за шагом отвоевывая у смерти маленькое горящее тельце. И, к шести утра, отвоевав окончательно, возвращалась домой, чтобы отправиться на работу к восьми. Ее рано повзрослевший сын качал головой и говорил, что врачом не будет никогда в жизни — потому, что такую собачью жизнь еще надо поискать! Но она была самым счастливым человеком на земле, когда после нескольких часов нечеловеческой битвы, сражаясь страшнее, чем против целой армии монстров, у ее маленького пациента спадала температура, прекращались судороги, а на щечках расцветали розовые бутоны дыхания жизни. Жизни, которая возвращалась обратно, к нему.
Тот день выдался на удивление спокойным и тихим. Поставив перегруженную до предела стиральную машину, она сходила на базар, потом развесила на балконе белье и приготовила обед. Сын должен был вернуться часам к четырем — он занимался в гимназии по усиленной программе и делал не плохие успехи в составлении компьютерных программ. Занимаясь мирными домашними делами, она с радостью думала о своем сыне, о его взрослости, самостоятельности, техническом таланте и добрых глазах. Телефон зазвонил настойчиво и громко. Ну вот, началось. У кого-то поднялась температура, или началась рвота, или выступила красная сыпь… Она взяла трубку. Придется написать сыну, что обед, как всегда, на плите. Истерический голос подруги (которую совсем не собиралась услышать) закричал прямо в ухо странным, надрывным тембром:
