Ключ в небе, замок в земле,
Будь, мой муж, всегда при мне, при жене.
Во имя Отца и Сына и Святого Духа.
Ныне, присно, во веки веков.
Аминь.
Мак заговаривают в три часа ночи:
Никто этот мак не считает,
Никто его силу не знает.
Я его посчитаю, я его силу знаю.
Мак ты мой, мак, сделай мне так,
Чтобы раб (такой-то)
К (такой-то) не ходил,
Чтобы он ее не желал, не любил.
Чтобы он ее за руку не брал
И в уста алые не целовал.
На перину с ней не ложился,
Никогда бы с ней не любился.
Деток с ней не рожал,
Не скучал по ней, не страдал.
В воде, в вине ее запивал,
В еде ее заедал,
На ум, на мысли ее не брал,
Во снах ее засыпал.
Не будут рядом они сидеть
И друг на дружку не будут глядеть.
Две разные дороги им и два пути,
И вместе им уже не идти.
Мак ты мой, мак, я тебя считала,
Я силу твою узнала.
Я тебя на замок закрываю
И на семь ключей замыкаю,
Чтоб тебя никто не собрал
И все зерна не сосчитал,
И мое слово не перебил,
И мое дело не погубил.
Губы. Зубы. Ключ. Замок. Язык.
Аминь. Аминь.
Аминь.
Из писем:
«История моя такая, каких наверняка очень много. Выдала я замуж единственную, любимую дочь. Не прошло и полгода, как мой ребенок полностью изменился. Из веселой, умной девочки моя дочь стала худой как стебелек, дерганой и пугливой овечкой, по-другому и не скажешь. Кое-как вытащила из нее правду. С первого же дня ее стали в буквальном смысле гнобить в новой семье. Свекровь всячески измывается, унижает и оскорбляет. Муж не вмешивается в „воспитание" своей матери, и она дошла до нервного срыва. Даже когда моя дочь забеременела, издевательства не прекратились».
«Пишу Вам в отчаянии, мне некому пожаловаться на свою судьбу. Год назад я вышла замуж, и все это время моя свекровь ведет против меня войну. Она открыто заявляет, что сделает все, чтобы мой муж выгнал меня вон. Что я страшная, полная дура, приспособленка и проститутка, и это при том, что мой муж у меня первый мужчина. Угодить этой женщине невозможно, я уже все перепробовала. Когда я назвала ее мамой, она грубо произнесла: „Какая я тебе мать? Если бы я была на тебя хоть каплю похожа, то сразу бы задавилась! Нашлась, тоже мне, доченька!" После этого я, естественно, стала называть ее по имени и отчеству, и она тут же стала говорить соседям, причем громко, чтобы я слышала: „Она меня, как чужую, величает, да мне все равно, пусть хоть горшком назовет, лишь бы в печь не совала!"
