Тень Большого брата над Москвой | страница 21
В морозной утренней дымке тревожно закричали суетливые вороны, предсказывая холодную и неуютную пору, когда сердце начинает заходиться от томления и муки. Надвигалась всеобщая тоска и уныние.
Вокзальный бомж Василий, которого все почему-то называли Васюрой, уже третью ночь проводил под трубой коллектора. И хотя труба была чуть тепленькой, она хоть как-то согревала душу. Надвигающаяся зима наводила на тяжелые мысли о самоубийстве. Он хотел покончить с собой еще по весне. Но вид распускающихся цветов остановил его. Казалось, вот еще немного — и жизнь начнет налаживаться.
В той далекой или, как он говорил, первой жизни все было совсем не так. Тогда была семья. Был уютный теплый мир, в который он радостно бежал каждый вечер, предвкушая величайшие минуты блаженства. Потому что там его всегда ждали.
Но всего этого не стало в одно мгновение.
В ту роковую ночь он был на дежурстве в депо. И вдруг где-то совсем рядом раздался страшный грохот. А уже через десять минут по радио прозвучало сообщение о том, что где-то взорвали жилой дом. Сердце неожиданно екнуло от предчувствия большой беды. Номер домашнего телефона не отвечал. Тогда он, бросив дежурство, помчался искать попутную машину. Как назло, никто не хотел останавливаться. Он, задыхаясь, пробежал несколько кварталов, пока не увидел издали дымящиеся руины. Это был его дом…
Он сидел на развалинах трое суток. Несколько раз к нему подходили врачи и милиционеры. Глядя на них ничего не видящими глазами, он только мычал и упорно лез на обломок плиты с до боли знакомым рисунком обоев на уцелевшем клочке. В нем как будто в одночасье что-то сломалось. Он с трудом осознавал, где находится и что с ним происходит. Мысли в голове превратились в одну нескончаемую мучительную череду видений и галлюцинаций. Ему почему-то вдруг вспомнилось, как он провожал этим летом дочку на вокзал. Она уезжала с одноклассниками в летний лагерь. На ней была коротенькая летняя юбочка и невероятно длинная фуфайка с ярким рисунком. Она радостно прыгала вокруг провожающих ее подружек и норовила со всеми поцеловаться. Василий тогда долго в умилении наблюдал за ней, стараясь принять строгий и внушительный вид. Уже перед самой отправкой поезда дочка вдруг подлетела к нему и звонко чмокнула в щеку. Затем повисла у него на шее и весело затеребила ногами. Потом вскочила на подножку вагона и скрылась в глубине тамбура.
Сидя на развалинах дома, он упорно вглядывался куда-то поверх разломанных плит. И ему казалось, что именно сейчас оттуда покажется ее веселый хохолок и раздастся радостный смех.