Марина спросила:
– За что пьем?
– За глупость человеческую, – объяснил Пастух. Добавил: – За мою вообще-то…
– Тогда этого графина не хватит, – посетовала Марина. – Нас трое, и все, полагаю, за вашу неведомую мне глупость выпьют вполне закономерно. Сколько ее в жизни было…
В итоге на троих трех графинчиков и хватило. По двести граммов на каждого вышло. Для опытных мужиков совсем немного, даже с раннего утра. А Марина, вот ведь поразительно, наравне со всеми пила. И даже не опьянела как следует. Так, разнежилась малость.
Когда возвращались в свой вагон, спросила Пастуха:
– Мне опять к соседке по вагону идти прятаться? Или как?
– Или как, – объяснил Пастух. – Пока аларм отменяется. Сегодня можно в родном купе обитать. А дальше – будем посмотреть…
Он до сих пор хреново себя чуял. Как будто касторки выпил, а вовсе не водки. В длинной своей жизни он нечасто проигрывал. Если по пальцам, то нынешний эпизод – четвертый палец. Или, точнее, пятый, поскольку следует добавить в список и неудавшуюся первую «ликвидацию» Слима, которая еще недавно считалась отменно исполненной Пастухом. Из пяти проигранных эпизодов – два связаны со Слимом. Прямо перебор какой-то! Очень хочется отыграться. Или точнее: непременно надо отыграться.
– Вот-вот Красноярск будет. Стоянка – двадцать минут, – сообщила Марина.
– Выход на перрон без сопровождения запрещаю, – буквально приказал Пастух.
– Судя по ночным событиям, вас, Пастух, этот приказ в первую очередь касается. Не так ли?
Уела. Имеет право. Сам дал повод…
Поезд встал. К вагонам ломанулись продавцы всего – от цветов до молочных продуктов, а поездной народ легко купился на эту дикую ярмарку и на перроне, прямо перед вагонами принялся отовариваться всем подряд.
Пастух отошел от вагона, от спутников своих намеренно оторвался, но следил за ними, а вернее за сторонним людом, в котором они как-то ухитрялись не раствориться, а еще Пастух подсознательно и, сам понимал, бессмысленно ждал появления Слима, а тот, ясный болт, не появлялся. А зачем? Он, Слим, сказано уже, отыграл первый акт спектакля, им самим придуманного, продуманного и вполне ярко поставленного. Другой вопрос: на кой ему хрен этот провинциальный театр? Вместо дурацкой световой винтовки Слим сотоварищи в легкую мог использовать любое снайперское оружие и убрать Пастуха бесшумно, бесследно и одним махом – в черной-то сибирской ночи! Ан не стал. Он зачем-то начал игру – как кот с мышкой, он не хочет есть мышку, он ее хочет напугать, устроить ей такую сумасшедшую житуху, что мышка сама повесится на своем хвосте – от отчаяния, страха, голимой беспомощности. Он уже однажды предъявил свой личный театрик, безукоризненно прикинувшись мертвым, а второй раз неслабо пугнул Пастуха световым эффектом. И опять все живы и частично здоровы.
