– И непременно надо исправить ошибку?
– Я б и не знал о ней, если б ты нынче не появился. На кой хрен тебе этот доморощенный театр? Ну мертв ты. Четыре года как. Чего ты ожил? Зачем тебе эти игры? Очки вон нацепил, клоун…
Слим шел молча и ровно, словно не чувствовал ствола у спины. Шел, будто где-то за перронами его ждала собственная маленькая армия, которая не только порюхает насмерть Пастуха, но еще и вагон пассажиров рядом положит, включая Марину и Стрелка. Отменно себя вел Слим. Достойно. Пастух так считал.
А уж что он задумал – это гадания бесполезные. Либо Пастух его кокнет в очередной раз и, хочется верить, навсегда кокнет, либо…
Во второе «либо» верить не хотелось.
Они прошли по перрону, спустились на гравий, Пастух вел Слима к какому-то темному в ночи зданию – то ли ангару, то ли складу, подальше от состава. Да и времени-то оставалось – кот наплакал.
– Через четыре минуты отправляемся, – крикнула вслед проводница, все еще стоявшая у двери вагона.
Слим не сопротивлялся, шел легко и упруго, будто не его вели, а он вел. Луна торчала на небе – полная, золотая, величественная, как Лев Толстой, по словам поэта. Светло было. Завернули за угол, и Слим сам остановился. И Пастух остановился.
– Пришли, – сказал Слим, – дальше – смысла нет. Через три с копейками минуты поезд отходит. Конец фильма…
Надвинул ладонью очки на глаза и – пропал.
Вдруг. Мигом.
И каким мигом!..
Он, миг этот гребаный, оказался болезненно ярким, будто вспышка зажглась прямо перед глазами, ослепила, и Пастух, ни хрена не видя и еле сдерживаясь, чтоб не заорать от боли в глазах, саданул из ствола в точку, где вроде бы только что было лицо Слима, еще раз саданул, еще…
И тут же сзади гавкнул чей-то нежданный «макаров»: раз, другой, третий…
И чья-то рука на плечо легла…
И машинист коротко погудел гуделкой, поторопил в последний раз.
И голос:
– Ты как?
– Стрелок, ты, что ли? – спросил Пастух. Глаза жгло, словно кислотой обожгли. – Что это было? Где Слим?
– Нет Слима, – из огненной темноты ответил Стрелок. – Вообще никого нет. Я сам вполглаза вижу… Он стоял перед тобой, щерился, гад, а потом какая-то*censored*ня позади него вспыхнула, метрах в пятнадцати – ну прям как молния, только в тыщу раз ярче! – я еле-еле зажмуриться успел и рукой закрыться. Ну на миг всего… А его, *censored*, нет. Слинял. Как это он?..
– А остальные? – спросил Пастух, садясь на корточки.
Глаз, считай, не было. Резь адская, и не видно ни хрена.
