За несколько дней Брюсу Кеннеди удалось вернуть как поблекшие было цвета, так и красоту ландшафта, но чем больше она смотрела на его вечную ухмылку, черные очки, «похотливую» физиономию, тем больше он превращался в деталь этих красок и ландшафта, растворялся в них, как дикое животное, которое благодаря защитной окраске становится невидимым.
Ей хотелось сказать что-нибудь, разъяснить, что ее все это не трогает. Что ей абсолютно до лампочки источаемая им похоть, но она опасалась, что дрожащий голос выдаст ее.
— Она… — начала Мириам и тотчас прикусила язык. — Шаннон не сможет без тебя. Она будет рада, когда ты вернешься.
Довольно долго на другой половине стола было тихо. Мириам по-прежнему смотрела на море и покачивающиеся лодочки и потому лишь рассеянно отметила, что его рука на столешнице шевельнулась, потеребила салфетку, зачем-то передвинула рюмку с зеленым напитком.
— I’m not going back ,[125] — сказал он.
Было уже темно, когда они вернулись к ней в номер. Мириам довольно долго возилась с ключом и еще дольше искала выключатель. Брюс Кеннеди остановился в дверях, потом шагнул назад, на безлюдную улицу, и посмотрел направо, налево.
— I don’t know if this is such a good idea ,[126] — сказал он.
— Yes, it is .[127] — Мириам взяла его за руку и втащила внутрь, он не сопротивлялся.
Стеклянный шар под потолком разливал вокруг довольно тусклый свет. Две двуспальные кровати, обеденный стол со стеклянной столешницей, на которой лежала белая вязаная скатерть. На тумбочке со стеклянной дверцей — телевизор, на стенах — картины: неизбежная рыбачья лодка на берегу да маяк при дневном освещении. Слева в глубине номера виднелась дверь в другую комнату, без окон, где стояла еще одна двуспальная кровать.
Брюс Кеннеди, руки в карманах, солнечные очки по-прежнему на носу, вышел на середину комнаты, посмотрел на стеклянный шар.
— Nice .[128]
В ванной Мириам сняла целлофан с двух пластиковых стаканчиков на полке над раковиной. Налила по полстаканчика из бутылки травяной настойки, купленной в «Эль биготе», и вернулась в комнату. Брюс Кеннеди сидел на краешке одной из кроватей. Мириам протянула ему стакан и опустилась на колени. Отпила глоток и поставила свой стакан на ночной столик. Положила обе руки ему на ноги чуть выше колен и медленно стала скользить вверх, к талии.
— Relax .[129]
После «Эль биготе» они сначала прогулялись на пляж. Посидели там на небольшой стенке неподалеку от паромного причала, встретили самое начало сумерек, когда вода из синей становилась серой, а потом черной. На другой стороне вспыхнул маяк.
