Опасаясь, что мама предпримет еще одну попытку поговорить, Мириам отключила телефон. Она крепко прикусила губу и добрую минуту вглядывалась в морскую гладь, но так и не сумела вытеснить из сознания два услышанных сообщения. Ей вспомнилось, что, когда только-только начинала ездить в отпуск одна или с подружкой, она, бывало, звонила домой из телефонной будки на набережной какой-нибудь южной рыбацкой деревеньки, но лишь через несколько часов после того, как она слышала голоса домашних и рассказы родителей, она могла почувствовать себя так далеко, как до этого разговора.
Мириам встала, сбросила блузку и пошла к воде. Она оглянулась в сторону берега, лишь когда проплыла по заливу метров пятьдесят. Шезлонг, лежа в котором она прослушивала голосовую почту, издалека выглядел нелепо маленьким и заброшенным, несколько мальчишек на пляже играли в волейбол у сетки неподалеку от паромной пристани, террасы вдоль променада были почти безлюдны.
В первую очередь назойливость тех сообщений заставила ее сейчас выругаться во весь голос. Она ушла с головой под воду, а когда вынырнула, зажала уши холодными мокрыми волосами и выругалась снова. Сообщи, как ты там.
— Нееет! — крикнула Мириам. — Не сообщууууу!
С возрастом мамин голос приобрел неестественное мелодраматическое звучание, в нем теперь постоянно слышались плаксивые, обиженные нотки, словно надо срочно исправить якобы совершенную несправедливость и говорить об этом можно только шепотом и опустив глаза. «Может быть, я слишком много требую», — сказала она несколько лет назад, когда речь зашла о планах на рождественские праздники. С тяжелым сердцем Мириам тогда предупредила, что в этом году один-единственный раз поедет с Беном и детьми на Канарские острова и потому на второй день праздника, как было по традиции принято до сих пор, они не приедут в Арнем на обед.
На обратном пути она берегла дыхание, гребла медленно и широко. В общем, я знаю ваши дела. Она проклинала Бена, который проболтался теще; или, может, вовсе не проболтался, а сознательно решил вовлечь ее маму в недавние события.
Мысленно она услышала его голос. Вполне приличный голос, как и всегда. Не придраться, не покритиковать. Не может же быть, чтобы тебя ничто не трогало, — в этом голосе не было осуждения, скорее он звучал грустно и заранее успокаивал, на случай возможного срыва.
Безупречный голос. Принадлежащий исключительно благожелательному человеку.
Она еще раз-другой громко выругалась, когда обтиралась полотенцем. Опустошенная, и голодная, и обессиленная, как после долгого перелета со множеством промежуточных посадок. Доброта ее мужа была одновременно и его силой, и его слабостью. Когда-то Мириам попыталась поделиться этими размышлениями с Лаурой, та долго смотрела на подругу, а затем сказала, что большинство женщин пошло бы на преступление ради такого надежного мужчины, как Бен. Потом она принялась перечислять все его добродетели и привлекательные качества, однако Мириам не могла отделаться от ощущения, будто Лаура расхваливает преимущества очередной ипотеки, ее и закрывать-то вовсе не надо, выплачивай лишь проценты.
