Ноеминь едва заметно улыбалась, покачивая на ноге малыша.
— Что-то изменилось, не так ли?
— Изменилось?
— Ты согласилась пойти к Воозу, чтобы он дал тебе сына, наследника Махлона. Ты пошла к Воозу, чтобы я имела крышу над головой. Ты пошла к Воозу, потому что я послала тебя к нему.
— Я сама согласилась пойти к нему, — губы Руфи дрожали.
Она не хотела, чтобы свекровь чувствовала себя виноватой. Если бы тогда Руфь не восхищалась Воозом, то не согласилась бы с такой готовностью предложить себя этому человеку. Она плотнее сжала губы:
— Ты знаешь, как сильно я любила Махлона, матушка. Ты знаешь, не правда ли?
Какое-то время Ноеминь выглядела смущенной, но потом ее глаза неожиданно засияли и расширились.
— О, моя дорогая.
Она опустила Овида на пол, подошла к Руфи и села рядом с ней.
— Ты была прекрасной женой для моего сына. Я знаю это лучше всех.
Руки Руфи дрожали, когда Ноеминь сжала их в своих ладонях.
— Я не хочу причинить тебе боль, матушка.
Ноеминь обняла Руфь.
— Если ты пытаешься сказать мне, что любишь Вооза, то уверяю тебя, я не посчитаю это неверностью моему сыну. Поистине я буду рада, что Бог ответил на мои молитвы!
— Будешь рада?
Руфь внимательно посмотрела в глаза свекрови и не увидела в них никакого огорчения, даже намека на огорчение.
Ноеминь взяла ее лицо в свои ладони.
— О, Руфь, я люблю тебя так, как любила бы дочь от плоти моей. Я хочу, чтобы ты была счастлива. Вооз хороший человек, очень хороший.
Руфь робко улыбнулась.
— Замечательный человек, — она больше не чувствовала себя виноватой, однако это не изменило того затруднительного положения, в котором она оказалась. — Но я думаю, он женился на мне только для того, чтобы исполнить свой родственный долг.
— Я уверена, ты ошибаешься. Вооз любит тебя. Разве я не говорила тебе об этом, прежде чем послала тебя к нему?
— Он совсем не смотрит на меня. Он не прикасался ко мне с тех пор…
Руфь уныло опустила голову. Потом с усилием сглотнула слюну и продолжила резко:
— Вооз с успехом исполнил свой родственный долг, матушка.
— Ах, — воскликнула Ноеминь, по выражению ее лица можно было понять, что она во всем разобралась.
Руфь смотрела в сторону. А что будет с наследством Вооза? Если он умрет, не родив еще одного сына, все его имение, так же, как имущество Махлона, перейдет Овиду. Добрый и любящий человек заслуживает того, чтобы сын унаследовал его собственное имя.
Вооз всячески таился от Руфи, а она хотела знать все, о чем он думает. Она хотела разделить с ним его мысли, его боль, его стремления, его надежды. Но он, казалось, полностью ушел в работу, в исполнение своих обязанностей перед жителями Вифлеема, в служение Господу: он занимался всем тем, что держало его вне дома и подальше от собственной жены. Но могла ли Руфь жаловаться? Все получили то, что хотели. Доброта Вооза распространялась на всех, включая ее и Ноеминь. Он не жалел своих сил ради нее и Ноемини и ничего не ожидал взамен. Вероятно, Вооз не ждал, или даже не хотел, ее любви.
