Смог бы он предстать перед Господом, если бы позволил случиться этому? Смог бы он смотреть в глаза Руфи, если бы допустил излиться на ее голову позору только потому, что не бодрствовал и поступил неправильно? Нет! Он должен сохранить ее доброе имя, даже если это означает отдать ее другому мужчине. Сердце его упало при этой мысли. Стиснув зубы, Вооз боролся с желанием оставить ее для себя. Но может ли он смотреть сквозь пальцы на закон? Не важно, как страстно он желает Руфь, он должен быть послушен Богу.
Господи, Ты ведь знаешь, как я хочу ее? Вот почему Ты испытываешь меня? О, Иегова-Цидкену[8], дай мне силы не поддаться своему желанию. Удержи меня на Своем пути, если я сойду с него, то погибну! Помоги мне оказать ей такое же милосердие, какое она оказала мне, и устроить ее будущее.
— Да, — сказал Вооз Руфи, — есть другой родственник, и его необходимо принять во внимание. Оставайся на ночь здесь, а утром я с ним поговорю. Если он захочет принять тебя, тогда пусть он женится на тебе. А если нет, то, жив Господь, я женюсь на тебе! А пока спи здесь до утра. Никто не должен знать, что на гумне была женщина.
Руфь снова легла у него в ногах. Вооз чувствовал ее присутствие так остро, что у него внутри все ныло. Он думал, что девушка спала, с ее стороны не доносилось ни звука. Она не шевелилась. Ему так хотелось дотронуться до нее, поговорить с ней, но он удерживал свои руки и молчал.
Вместо этого Вооз молился.
О, Господи…
У него не было слов, чтобы выразить чувства, бушевавшие в его сердце. Он был потрясен ее присутствием, его переполняло страстное желание видеть ее своей женой. Сколько лет прошло с тех пор, как он переживал подобные чувства? С тех пор, как он считал себя влюбленным в Ноеминь? Более двадцати лет!
Надежда на любовь Руфи заставила Вооза испытывать страх впервые за многие годы.
* * *
Руфь внезапно проснулась, когда нежная рука убрала с ее лба прядь черных волос.
— Ш-ш, — Вооз приложил палец к губам.
Он опустился на колени рядом с ней. Было уже достаточно светло, и Руфь увидела на его лице улыбку.
— Все еще спят, — произнес он.
Занялся рассвет. Ей пора было уходить, пока кто-нибудь из слуг не проснулся и не увидел ее.
— Принеси свой платок и расстели его, — прошептал Вооз.
Она проследовала за ним к горе очищенного ячменя.
— Я не могу отпустить тебя домой без подарка, — он насыпал в ее платок больше полутора бушелей зерна. Потом завязал его и положил ей на спину:
— Для Ноемини.
