До поздней ночи я ожидал юродивого Иоанна у его дома, чтобы разделить с ним мою радость, но он до часу ночи так и не вернулся. Я встретился с ним лишь на следующий день и все ему рассказал.
— Сколько Псалтирей ты купишь на эти деньги, Анастасий? — спросил он.
— Наполним все Афины, — ответил я, смеясь. — Не будет ни одного дома без Псалтири и Нового Завета.
— Господь наш Иисус Христос, дорогой мой Анастасий, знал, что в твоем сердце нет коварства, и поэтому еще раньше записал тебя в Свое воинство, — с доброй улыбкой глядя на меня сказал юродивый.
Почему Господь решил именно так, блаженный мне не объяснил, а я и не любопытствовал, потому что теперь первостепенное значение для меня имеет то, чтобы быть Его воином и достойно носить всеоружие Христово.
Но я уже достаточно утомил вас своим многословием. Думаю, что уже пришло время огласить письмо юродивого, — сказал кир-Анастасис, разворачивая письмо.
Отец Василий посмотрел на часы, поднялся со своего места и сказал:
— Анастасий! Думаю, что все, рассказанное тобой, уже составляет часть письма блаженнопочившего. Поэтому, поскольку отсутствуют многие наши знакомые и соседи, предлагаю не читать письмо юродивого сейчас, а огласить его на сороковой день на отдельном нашем собрании, которое мы подготовим в его память. Как вы думаете, братья и сестры?
— Нет, отче! Пусть он прочитает письмо сейчас! Ведь кто доживет, а кто-то и не доживет до сорокового дня, как говорится в народной пословице, — воскликнул хозяин бакалейной лавки.
— Давайте задержимся еще на полчаса, — добавил кир-Апостолис, обращаясь к присутствующим.
Остальные тоже выражали свое несогласие с отцом Василием, который быстро согласился и дал знак кир-Анастасису чтобы он продолжил.
