Ее вели к Люксембургской тюрьме, бывшему дворцу Медичи, теперь же это была грязная, переполненная заключенными тюрьма. В это время в Париже было двенадцать тюрем, а во всей Франции — сорок тысяч, и все они были полны. Отдельных камер не существовало, не было самых элементарных удобств. Мужчины, женщины, дети — все сидели вместе.
Около шести часов вечера Жюльетту передали смотрителю тюрьмы, коренастому человеку в красном колпаке с трехцветной кокардой сбоку.
— Опасная? — спросил он Мерлена, окинув Жюльетту с ног до головы быстрым взглядом.
— Да, — последовал ответ. — За эту заключенную вам придется отвечать перед Комитетом общественного спасения.
— Посетителей допускать?
— Безусловно, нет, без особого разрешения.
Жюльетта слышала этот короткий разговор. К чему ей посетители? Ей страшно было встретиться с Деруледом и прочесть в его глазах историю его угасшей любви.
Между тем гражданин депутат Дерулед был неофициально допрошен Комитетом общественного спасения, после чего временно отпущен на свободу.
Однако Дерулед отлично понимал цену такой свободы: так как он все еще остается под подозрением, то за ним будут следить до того благоприятного момента, который даст возможность окончательно погубить его. Между тем необходимо было воспользоваться временем и вывезти из Франции мать, Анну Ми и… ее.
Мысль о Жюльетте заставила его сердце ныть от боли. Она мстила за смерть брата — больше он ничем не мог объяснить ее поступок. О, как он любил ее, как любил! Теперь эта любовь в прошлом, его Мадонна упала с пьедестала.
В дверях своего дома он встретился с Анной Ми, которая со слезами рассказала ему о том, что произошло в его отсутствие.
— Так она сказала этому негодяю, что клочки обгоревшей бумаги — ее любовные письма? — медленно повторил он.
— Да, — ответила Анна Ми, боясь поднять на него взор.
— И позволила ему предположить, что и я был одним из ее любовников?
— Да! И она беспрекословно пошла за ним в Комитет общественного спасения, обвиненная в том, что посмеялась над его представителями.
— Но она заплатит за это своей жизнью! — в отчаянии воскликнул Дерулед. — И моей тоже, — едва слышно прибавил он.
— На пороге ей удалось сказать мне несколько слов: «Это была клятва. Я поклялась отцу и покойному брату. Скажите ему».
Клятва? Теперь Дерулед понял все, и бесконечная жалость наполнила его сердце. Значит, своей жизнью она решила искупить измену ему и его семье, но причиненный ею вред уже нельзя исправить. Искупила измену… но его она никогда не любила.
