– Откуда ребенок-то?
– Н… на улице нашел. Вы его заберете? Пристройте, а?
– В дежурную часть надо…
Женя помотал головой. Что было действительно нужно, так это срочно добраться до дома и принять какие-нибудь меры против дневного света в комнате… И, наконец, все обдумать и решить, как существовать дальше. К тому же милиционеры начали раздражать его, а особенно – тот, что был помоложе.
– Я тороплюсь. Документы покажу, если так уж…
– Я сказал – в дежурную часть, – в тоне молодого звякнул начальственный металл.
Женя взглянул напоследок на спящую малютку и отдал ее усатому, который принял ребенка неловко, но безропотно. Молодого же поймал за локоть и повернул к себе.
– Слушай, дружище, ну тороплюсь я. Забери козявку и пристрой – Родина тебя не забудет.
Начальственная мина стерлась без следа. Молодой моргнул, глуповато, но мило улыбнулся и подался вперед. Женя потрепал его по щеке – и не встретил никакого отпора; парень истово закивал, продолжая нежно улыбаться. Женя догадался, что его состояние сейчас напоминает обыкновенную эйфорию смертного, которого приласкал Хозяин, и приказывать можно все, что угодно.
«Я же позвал этого придурка, позвал, как Вечные Князья… Да-с, похоже, что силенок у вас прибавилось, ваше сиятельство. Гипнотизер недоделанный. Ну что ж, используем зло на благо».
– Давайте, ребята, несите дите в тепло, а то простудится.
Молодой печально вздохнул и с явной неохотой направился в сторону пикета. Старший побрел за ним, прижимая спящего ребенка к животу. Женя несколько минут смотрел им вслед, потом побрел прочь.
– Так вот… Я хотел тачку поймать, чтоб скорее добраться домой. Хвать за карман – а он пустой. Моя мелочь у Лизы осталась, а ее бумажник – в куртке, а куртку я там забыл, в «Лунном бархате» этом… И вот я, значит, оказался около площади Восстания, идти мне, сама понимаешь, до родных новостроек черт знает сколько, а времени уже шел второй час ночи. Я заторопился, хотя и знал, что светает поздно… Чудно как: я ведь понимал, что уже мертвый, но все равно было страшно, как живому. Еще раз умереть страшно, по-настоящему…
Из всей одежды на Жене остались только костюм с шелковой рубашкой да ботинки, но он почти не чувствовал холода и сырости. Он шел очень быстро, тело повиновалось охотно и легко, как тело крупного хищника. Ночь летела рядом и вокруг, благоухая дождем, и Женя впервые ощутил в холодном аромате октября чуть уловимый ужасный душок, от которого на звере внутри него встала дыбом шерсть.
