- Чо там Нязик? - спрашивает Колян, собирая под разлив посуду.
- Х-ха, он из-под мамки отвёртку выкопал и закопался в свою жестянку, только мослы торчат.
- Ты ему сказал?
- Ща приду, грит, разливайте!
- Ну давай!
И опять плывёт по кругу трёхлитровая стекляшка.
- Я не буду, - говорит Воха, у которого от вида прозрачной жидкости всплывает в горле комок, выпирая наверх тошноту.
- Чо, мамка не велит?
- Сказал - не буду!
Шоха, не поворачивая головы, тем же тоном, каким ведёт рассказ, произносит:
_ Оставь. Не видишь - нейдёт ему.
- Ара, да я чо? - суетится Колян. - Не будет - не надо. Нам больше достанется.
А Шоха меж тем продолжает:
- Ну, я её зажал на скамейке, говорю - давай!.. А она - не могу, меня мама ждёт.
- Ну и?.. - расплывается физиономия Сашка.
- Ну что, ей тогда пятнадцать было, - Шоха зябко передёргивает плечами, - а мне в армию как раз. Вышла её маханька, кричать её начала, она задёргалась, говорит - давай завтра...
- А завтра вот те раз - только квас! - радостно перебивает Сашок. И все почему-то начинают хохотать, даже Шоха кривит губы в улыбку. А у Вохи отмякает душа, распускается свободой грудь, в которой при виде принесённого Сашком спирта что-то встопорщилось да и застыло так в пустом напряжении сопротивления. Он толкает локтем Коляна и пододвигает пиалку:
- Налей!
- А мамулька не заругает?
- Иди ты!..
- Ну вот так бы сразу и сказал...
Выдохнув воздух и закрыв глаза, пытаясь выпить спирт несколькими большими глотками, Воха цедит неощущаемую горлом, но не дающуюся жидкость, как ему кажется, целую минуту. Почувствовав холодную струйку на подбородке, он опускает пиалку и открывает глаза. Перед ним уже другая посудина. Её держит Сашок:
- Ну-ка, мурзилка, тряхни стариной!
Воха вливает в наждачное горло смягчающее деревенеющую внутренность пиво и успокоение пищевода приводит его в блаженно-опустошённое и в то же время на чём-то сосредоточенное состояние... Он слышит и не понимает, о чём, захлёбываясь мелким смехом, дрожа телом, рассказывает Колян, видит слушающих его в разных позах сотоварищей, а внутреннее зрение его блуждает где-то в дебрях необозримой разом памяти. Но душа Вохи принимает в себя всё: и пластающуся по поверхности стола тень от головы и широких плечей Сашка, когда тот разносит по кружкам и пиалам очередную порцию огненной воды, и раздирающий выясняющих где-то поблизости отношения котов и их подруг, и не дающуюся расползающуюся мысль о том, что хорошо иметь таких друзей, которые не лезут в душу, не учат жить, а просто разговаривают рядом и от этого неодиноко и хочется, чтобы это продолжалось долго, но голова тяжелеет и притягивает её к рукам, положенным на край стола... Воха встряхивается и обводит взглядом приятельское логовище. Ну что ему вечно чего-то не хватает?.. Чем стеснена его душа?.. Какой ещё свободы жизни она ищет?.. Вот она - жизнь! Вот они друзья, свобода беспрепятственного входа, нависающие своды перепутанной природы, здесь смешались свет и тени, спирт и пиво, злость и грусть, забубенное веселье, лай собак, кузнечий хруст, всё сплелось, срослось и вызрел на ступеньках чёрных шпал оглушающий как выстрел - финал!..
