А пока я о своих подружках думал, шеф мой чуть нас не оставил в этом Гонконге на неопределённый срок. И вовсе не потому, что время отлёта перепутал. С этим у него всё нормально, наш грозный недомерок, как правило, никуда не опаздывает. Но зачем ему фотосессию захотелось напоследок, на фоне каких-то памятников?
Короче говоря, отыскал он в этом парке какое-то историческое место, набольшую такую площадку. Посередине клумба с табличкой, а вокруг десяток бронзовых бюстов на гранитных, вроде, постаментах. Как он это место обнаружил, до сих пор понять не могу. Я в этом парке два раза с Жуликом был, но до этой площадки не добирался (мы там, правда, больше по ресторанчикам специализировались). А ещё мой компаньон обнаружил дополнительно, что у него, оказывается, нет фотографий, где бы он был запечатлён на фоне какой-нибудь местной достопримечательности. Жена, понимаешь, просила, а до отлёта то уже всего ничего. Поэтому он обвёл хищным взглядом попавшийся ему групповой памятник и попросил, мол, сфотографируй меня хоть на фоне этих спортсменов. Я смотрю, бюсты как бюсты, рожи у всех кроме одного довольно молодые. Надписи, правда, иероглифами, но по цифрам понятно, что вся композиция посвящена какому-то, видимо важному событию в две тысячи шестом. Что там у нас было, Олимпиада? Красников даже предположил что это команда каких-нибудь легкоатлетов вместе с тренером (самый старый по виду узкоглазый мужик), празднуют очень важную спортивную победу. Ну а мне что, атлеты так атлеты, главное, чтобы он мне про их спортивные достижения не рассказывал. Что, мол, в нормальных странах спорту уделяют серьёзное внимание, а у нас…, ну как обычно.
Обнял он, значит, самую красивую бронзовую девицу, а я начал его фотоаппаратом щелкать так, чтобы на снимке и небоскрёбы здешние и виды оказались хотя бы на заднем плане. Чтобы понятно было, что это Гонконг, а не московский парк Горького. И где-то после третьего снимка, начал я замечать, что местные, до этого спокойно гулявшие себе мимо, начинают около нас притормаживать и рожи у них при этом, какие-то, ну, совсем не доброжелательные. И Алексеич похоже тоже это заметил.
— А чего это они вокруг нас кучкуются? — спросил он почему-то у меня и отлепился от очередного женского бюста.
Я оглянулся и спрятал фотоаппарат в карман куртки. Сзади нас стояло человек семь гонконгцев разного возраста и выражение их лиц мне абсолютно не нравилось. Послышалось интернациональное слово «police».
