Но что она хочет выяснить? Не страшится ли она втайне от самой себя того, что может обнаружить? А если она уедет, «Фалкон-Хэд» навсегда останется на картинке и будет ее преследовать. Неужели она была такой слабой и прежний опыт ничему ее не научил? Ведь она должна уметь защищаться от таких ситуаций! Она глупа и слаба, и отец Донахью прав — она уезжает потому, что боится!
Она обернулась.
— Мне негде остановиться! — сказала она.
— Это слабое извинение. Ты можешь остановиться здесь, по крайней мере на время. — Он оглянулся. — У меня достаточно места. И мы сумеем найти тебе домик или коттедж, который ты смогла бы нанять. Там, на берегу, есть один коттедж старого Флинна. Он уехал навестить свою сестру в Корке еще в марте и не вернулся.
Тамара почувствовала, что нервы ее напряжены до предела. Она глубоко вздохнула и пожала плечами.
— Хорошо, — наконец устало сказала она. — Я остаюсь.
Отец Донахью одобрительно кивнул:
— Вот и хорошо. Не выпить ли нам по стаканчику вина, чтобы это отпраздновать?
В доме священника Тамаре отвели маленькую и скромную, но очень уютную комнатку. На полу были расстелены тканые коврики, а железная кровать оказалась мягкой и удобной. В комнате стояли старомодный умывальник с кувшином и тазом и комод с ящиками, такой вместительный, каких Тамара никогда не видела. Гардероб тоже был большим, и она смогла развесить свои особенно мнущиеся платья.
Во второй половине дня отец Донахью занялся своими делами, а Тамара оставалась дома, и только в самом начале вечера, когда, как она рассчитывала, в деревне сидели за трапезой, она рискнула снова выйти. Накинув легкое пальто поверх шерстяного платья, она прошла к набережной, слегка дрожа под холодными порывами поднявшегося ветра. На почти безоблачном небе ярко мерцали звезды, вскоре поднялась бледная луна.
Тамара шла медленно, обхватив плечи руками, запахнув пальто. Выходя из дома, она пригладила волосы, но под сильным ветром они в беспорядке рассыпались. И все же, несмотря на все страхи, которые она испытывала днем, несмотря на ее возвращение сюда, на родину, и безобразную сцену с Россом Фалконом, сейчас она чувствовала себя спокойнее. Тишина, нарушаемая лишь резкими криками птиц, и одиночество возвращали ей покой и уверенность. Возможно, Фалкон-Уэрри и считалась захолустьем, но эта уединенная деревенька дарила Тамаре то, что она никогда не могла найти в великолепии цивилизованного Лондона, — ощущение, что принадлежит этому.
