* Ср. Mahobhorata VI.41; The Mahabharata, V.S. Suktankar and S.K. Belvalkar, ed., Poona, 1933–1959.
Благословения окончились. Юдхиштхира возвратился. Затрубили многочисленные трубы, раковины и горны, загремели военные барабаны. Слоны взревели, лошади заржали. Необузданная буря вырвалась на свободу.
Стрелы летели в воздухе, подобно метеоритам. Забыта была прежняя милая любовь. Разорваны кровные узы. Смерть пела свою песню смерти. Здесь можно вспомнить «Атаку Бригады Света» Теннисона:
Пушки справа от них,
Пушки слева от них,
Пушки перед ними
Неистово грохочут залпами своими;
Под градом ядер к земле бы припасть,
Но смело мчатся всадники
Прямо смерти в пасть ...
Пушки в то время, во времена Махабхараты, еще не были изобретены, но картина смерти была такой же: со стрелами, мечами, булавами и метательными снарядами. Не стоит и говорить, мы должны отождествиться со стрелами, булавами и львиным ревом героев Курукшетры, а не с современными грандиозными военными достижениями. Радость знания достижений седой древности непреодолима и, вместе с тем, безмерна.
Арджуна воскликнул: «Умоляю, поставь мою колесницу, О Кришна, между двумя боевыми порядками, чтобы я мог видеть тех, кто жаждет войны» (1.21–22). Он осмотрел поле брани. Увы! Среди непримиримых врагов он увидел именно те человеческие души, которых всегда считал дорогими и близкими. Охваченный мрачным горем, Арджуна впервые в своей жизни беспримерного героизма проявил немыслимое малодушие. «Мое тело дрожит, во рту пересохло, мои члены подводят меня, мои волосы становятся дыбом. Мой лук выскальзывает из рук, моя голова кружится. Я даже не в силах стоять. Кришна, я не ищу победы над своими противниками. Они были моими родными. Они все еще остаются ими. Ни царства, ни облегчения я не ищу. Пусть нападают, они хотят и пусть нападают. Я не подниму своего оружия против них, даже ради наивысшей власти над тремя мирами, не говоря уже о земле!» (1.29–35)
Арджуна набрасывался на Шри Кришну, используя одно нравственное оружие за другим. Он был полон решимости навсегда сложить свое боевое оружие. Он начал свою философию с верного предвидения массового убийства своих родственников, зловещего бедствия гибели рода. Он придал особое значение тому, что, потеряв добродетель, семья будет зажата в тиски порока и беззакония. Виной всему будет беззаконие. Когда господствует беззаконие, женщины в семьях становятся продажными; когда женщины продажны, касты смешиваются.
