Но назавтра с утра Феррер первым делом взялся за работу. Элизабет, открывшая галерею два дня назад, проинформировала его о событиях, весьма, впрочем, немногочисленных, имевших место за время его отсутствия: пара-тройка новых картин, скудная корреспонденция, вот, собственно, и все; ни телефонных звонков, ни факсов, ни электронных писем. Коллекционеры-завсегдатаи еще не объявились — похоже, все разъехались отдыхать, кроме Репара, который позвонил сказать, что сейчас будет, и не успел Феррер положить трубку, как растворилась стеклянная дверь, и на пороге возник Репара собственной персоной, с ног до головы в своей любимой голубой фланели и с мелко вышитыми инициалами на кармане рубашки. Давненько его не видели здесь, этого Репара!
Он вошел, пожал хозяевам руки и принялся расхваливать Мартынова, купленного им в начале лета: «Ну вы, конечно, помните — большой такой, желтый Мартынов!» — «Разумеется, — ответил Феррер, — впрочем, они у него все более или менее желтые». — «А с тех пор он не приносил чего-нибудь новенького?» — обеспокоенно спросил бизнесмен. — «Конечно, приносил, — сказал Феррер. — Несколько мелких вещичек, но я еще не успел их развесить, — видите, галерея только что открылась. Главные его картин вы уже видели». — «Я все-таки гляну еще разок», — объявил Репара.
И пошел бродить по галерее с видом крайней подозрительности, то водружая очки на горбатый нос, то задумчиво покусывая их дужки; он быстро миновал большинство картин и наконец остановился перед обширным — 150x200 — холстом, изображающим групповое изнасилование, в толстой раме, сплетенной из колючей проволоки; Феррер выставил эту картину в самом начале лета. Выждав секунд двадцать, Феррер подошел к застывшему в созерцании клиенту. «Я так и знал, что вам приглянется эта штука, — произнес он. — В ней что-то есть, правда?»
«Д-д-да, может быть, — задумчиво изрек Репара. — Я бы не прочь повесить это у себя дома. Вообще-то картина великовата, но меня главным образом смущает рама. Нельзя ли ее сменить?» — «Минутку, я вам сейчас объясню, — сказал Феррер. — Вы уже поняли, что картина слегка отдает жестокостью, ведь вы не станете отрицать, что сюжет несколько страшноват. И вот художник специально заключил ее в такую раму, ибо эта рама является как бы частью изображения, понимаете? Она именно дополняет саму картину». — «Ну разве что так», — согласился коллекционер. «Да это просто очевидно, — заверил его Феррер. — Кстати, картина не очень дорогая». — «Я подумаю, — сказал Репара. — И потолкую с женой. Она, знаете ли, слишком чувствительна к таким картинам. И раз уж этот сюжет, как вы сказали, несколько…э-э-э, я бы не хотел, чтобы это ее…э-э-э…». — «Я с вами совершенно согласен, — отвечал Феррер. — Подумайте как следует. И обсудите это с женой».
