Но прежде всего следовало заявить о пропаже. Обнаружив взлом, Феррер позвонил в комиссариат IX округа, и через час к нему прибыл вконец замотанный офицер уголовной полиции. Он констатировал пропажу, зарегистрировал жалобу потерпевшего и спросил название его страховой компании. «Видите ли, — ответил Феррер, — дело в том, что эти вещи не были еще застрахованы. Я как раз собирался это сделать, но…» — «Вы что, полный идиот?» — грубо прервал его полицейский, Он облил Феррера презрением, заверил, что шансы найти украденное практически равны нулю. Разъяснил, что преступлении такого рода раскрываются весьма редко, ибо контрабанда произведений искусства организована превосходно, — поиски могут длиться годами. Конечно, полиция сделает все от нее зависящее, но надежды на успех почти нет. «Я пришлю вам кого-нибудь из сыщиков, — закончил полицейский, — может, он и найдет какие ни на есть следы. А вы пока ничего здесь не трогайте».
Сыщик явился спустя несколько часов. Он представился не сразу, а сперва побродил по галерее, изучая экспонаты. Это был маленький близорукий человечек с белокурыми, тонкими, как пух, волосами и не сходящей с лица улыбкой; он словно бы и не торопился приступить к работе. Феррер принял было его за потенциального покупателя и подошел с вопросом: «Месье интересуется современным искусством?» В ответ тот предъявил ему свое удостоверение — офицер уголовной полиции Поль Сюпен. «Наверное, интересная у вас работа», — заметил Феррер. «Да ведь я, знаете ли, всего лишь лабораторная крыса, — ответил тот. — Сижу за микроскопом, а вокруг ничего не вижу. Но, в общем-то, вы правы, все это очень интересно». Войдя в «ателье», он открыл чемоданчик, где лежал классический набор сыщика — фотоаппарат, склянки с прозрачными растворами, порошки и кисточки, резиновые перчатки. Феррер наблюдал за ним до конца процедуры. Он был совершенно убит, ему необходимо было встряхнуться и прийти в себя, а жара все набирала обороты.
Лето тянулось нескончаемо долго, как будто зной сделал время резиновым; казалось, раскаленные молекулы воздуха, трущиеся друг о дружку, тормозят его ход. Большинство активного населения столицы разъехалось в отпуска. Париж опустел, и в нем стало легче передвигаться, но зато труднее дышать: застывшая атмосфера была насыщена токсичными газами, как бар перед закрытием — табачным дымом. Городские власти пользовались запустением, чтобы ремонтировать дороги, и всюду, куда ни глянь, рычали отбойные молотки, вертелись бетономешалки, двигались катки, дымились на солнце пирамиды свежего асфальта. Феррер не обращал на это ни малейшего внимания — у него хватало других забот, он колесил по Парижу на такси от банка к банку, пытаясь — впрочем, без особого успеха — занять денег и уже подумывая, не заложить ли ему галерею. Вот в таком-то состоянии он и прибыл однажды к одиннадцати часам утра в сумасшедшую жару, на улицу 4-го Сентября.
