Тяжелый понедельник | страница 49
Отец смотрел на него со страшным напряжением, у него перехватило дыхание. Он явно готовил длинную речь, но был вынужден из-за одышки сократить ее. Отец умер через год и не увидел, что сын переменил свою жизнь и стал в конце концов работать головой. Но в то время Виллануэве был двадцать один год, и он знал только одно — что он сильнее и круче всех.
— Пошли, папа. Мы выиграли. У нас сегодня праздник.
Джордж выпил пиво и поставил кружку на стол. Но отец не сдвинулся с места. Джордж до сих пор помнил, как отец — уже тогда стоявший одной ногой в могиле — сидел и с разочарованием в полумертвых глазах смотрел на сына. Бывают ли когда-нибудь безоблачными отношения отцов и детей? Есть ли на свете человек, не испытавший тяжкого бремени отцовских надежд? Виллануэва фыркнул при мысли о том, что отец, наверное, и сейчас был бы недоволен сыном, который до сих пор не носит на работе галстука, хотя и достиг в своей карьере такой высоты, что зарабатывает деньги тем, что отец назвал бы intelegencia. Потом он подумал о Нике. Неужели он обречен разочаровать не только отца, но и сына?
Виллануэва отхлебнул пива и снова начал пристально следить за игрой. «Львы» только что упустили шанс, и болельщики громко выражали свое разочарование. Но Джордж видел, как защитник оттянул на себя нападающих и полузащитников и улыбался. Он сам не смог бы сыграть лучше.
Матч продолжался уже два часа сорок пять минут. Виллануэва охрип от крика, дикция была уже несколько смазана после девяти кружек пива. Джордж был уникальным болельщиком. Он радовался любой атаке, какая бы команда в этот момент ни владела мячом. Как и в больнице, Большой Кот замечал то, что остальные зрители упускали из вида.
— Отличный блок, Уизерспун! Эй, Митчелл, не болит задница после такого удара? — Виллануэва орал так, что Тай был уверен: игроки и в самом деле слышат его реплики и советы. Во время перерыва, когда футболисты стояли, отдыхая, как породистые жеребцы перед забегом, Джордж повернулся к Таю:
— Знаешь, у меня тоже однажды был ребенок.
— Однажды? У тебя же сын, — удивился Тай.
— Ребенок. Ребенок, которого я не смог откачать. Шестилетний мальчик, сбитый пьяным водителем.
Тай поморщился, явственно представив себе эту сцену: обычно невозмутимые парамедики врываются в приемное отделение в панике, изо всех сил надеясь, что ошиблись и маленькое неподвижное тельце на носилках еще можно вернуть к жизни. Надеясь, что отсутствие пульса и расширенные застывшие зрачки еще ничего не значат. Что ничего не значат и другие признаки смерти, которым их учили. Гиппокамп — личностная часть мозга, где хранится память о собственных детях, — внушал иррациональную надежду: этот мальчик, такой маленький, такой нежный, не может умереть в такой больнице, как Челси. Приехав в больницу на следующий день, они спросят о мальчике, спросят, несмотря на то что заранее знают ответ, — но надежда умирает последней.