Она заранее сварила кофе, и позднее, не отвлекаясь от разговора, варила еще несколько раз, так что адвокат позволил себе поинтересоваться, не слишком ли это — потреблять в таком количестве кофе в ночное время.
— Кофе и сигареты, — на ее лице возникло нечто, напоминающее тень улыбки, — практически все, что у меня осталось. Раньше еще заходили друзья, но мама их постепенно отвадила, она считала, все беды пошли от них… она не всегда была такая… Но вам с ней лучше не сталкиваться.
— Не имею ни малейших сомнений.
— Вчера я от страха совсем потеряла рассудок. А позвонила вам, когда успокоилась и поняла, что вы не собирались меня убить.
— Убить?! Как вам пришло в голову?
— Скоро поймете. Но сначала скажите вот что. То, что вы рассказали насчет пенсий, явное вранье. Что вам нужно на самом деле?
— Я скажу только то, что имею право сказать. В данном случае я представляю весьма серьезную организацию по борьбе с преступностью, поверьте, одну из самых серьезных на свете. И существует группа лиц, замешанных, вообще говоря, в разных преступлениях, но кроме того и торгующих на мировом рынке продукцией того расчудесного института, где работал ваш…
— Дядя по отцовской линии.
— Благодарю вас. Так вот, результаты нашей деятельности равны нулю, пока мы не проследим всю цепочку криминальных сделок, а значительная часть этой цепочки — именно торговля плодами творчества вашего дяди. Но то, что нам об этом удалось до сих пор узнать, — в его голосе появились жалобные нотки, — просто бред, иначе не назовешь. Представьте себе, вам говорят: вот преступник, он убивает людей, а также торгует ночными кошмарами и злобными призраками.
— Вы не представляете, как близки сейчас к истине. Они и занимались ночными кошмарами.
— Но как это возможно? Объясните более понятно, что это такое?
— Не спешите, я еще не решила… Значит, вы связаны с Интерполом, я почему-то так и подумала. Сначала послушайте, я вам кое-что расскажу. — Она занялась варкой очередной порции кофе, и он терпеливо ждал, по опыту зная, что главное — чтобы человек начал говорить.
— У моего дяди был рак печени. Когда стало ясно, что он не жилец, его выписали из больницы. Он умирал дома, а я за ним ухаживала…
Но Карина-то какова, успел мысленно изумиться Александр Петрович, прямо-таки прорицательница.
— Меня это делать не заставляли, сама вызвалась. Из любопытства. Как и вы сейчас, хотела выяснить, чем занимался дядюшкин институт. Я знала только, что чем-то ужасным. А это был девяносто первый год, если помните, время грандиозных разоблачений, я кончала тогда журналистику и вообразила, будто можно разоблачать что угодно. Короче, я основательно потрудилась и вытряхнула из него все. Даже по тем временам материал был убойный, я быстренько намахала большую статью и отнесла ее в один из толстых журналов. А через несколько дней ко мне явились два молодых человека, с моей статьей, и потребовали остальные машинописные экземпляры. Разговаривали вроде бы вежливо, я сдуру начала ерепениться, получила пару затрещин и, понятно, отдала им все — и черновики, и даже копирку, через которую печатала. Но остался еще один экземпляр, пятый, он остался случайно у знакомого парня. Я нашла его, отнесла подруге, она работала машинисткой, и попросила перепечатать. Она тянула с неделю, а потом сказала, что мой материал непонятным образом исчез с ее стола. И буквально на следующий вечер, точнее ночь, когда я уходила из одной пьяной компании, меня встретили те же два молодца, что приходили домой. На этот раз они ни о чем не спрашивали, а сразу стукнули по голове, чтобы не дергалась, и скинули в пролет лестницы. Там был четвертый этаж, и внизу лежали радиаторы отопления. На них меня утром и нашли. Попала в больницу, а из нее — вот в эту коляску.
