Постепенно прибегание к терапевтической помощи стало важным фактором, однако мне удалось-таки провести разделительную линию между мной и тобой. Поверь, это было непросто, это был самый глубокий и темный тоннель на моем жизненном пути. И я его прошел, свет снова озаряет своими лучами мою дорогу, правда не так ярко, как раньше, но день ото дня он по чуть-чуть прибавляет. Юдит, я никогда больше не приближусь к тебе. Я обещаю.
Твое сообщение на мобилбокс, дорогая Юдит, доставило мне сердечную боль. Ты как будто изменилась и стала не похожей на саму себя — агрессивной, озлобленной, полной ненависти. Твои слова причиняют боль. Ты пишешь, что тебя не купить на дурака, что ты якобы уверена, будто я за тобой наблюдаю, что я не смогу больше внушать тебе страх, ты хочешь, чтобы я, трус, показался. А если не покажусь, то ты меня разыщешь, где бы я ни находился.
Юдит, я никогда не желал вселять в тебя страх, одна только мысль об этом представляется мне страшной. Мне казалось, что в интересах нас обоих будет, если мы на какое-то время перестанем видеть и слышать друг друга. Поэтому я уединился. В данном случае я всего лишь последовал совету наших общих друзей. Они дали мне понять, что сейчас я вызываю в тебе аллергическую неприязнь. У меня и в мыслях не было прятаться от тебя. Не хватало мне еще приобрести в твоих глазах образ труса. Чтобы сказать тебе об этом, я и взялся написать это письмо.
Итак, Юдит, я здесь. К счастью, я могу существовать и без тебя. И все же: ни к чему другому я так не стремлюсь и не желал бы так сильно в жизни, как к тому, чтобы мы оставались друзьями. Если я тебе понадоблюсь, то всегда буду рядом. Никто не в силах лишить меня чувств к тебе. Преданный тебе, Ханнес».
Юдит отложила письмо и еще раз осмотрела руку. Она не дрожала. Тогда Юдит налила из синего термоса в чашку тепловатого кофе с кофеином, взяла стакан воды, выдавила таблетку из упаковки и почти поднесла ее ко рту, но не проглотила, а решила ополовинить. Вторую половинку засунула обратно в упаковку. Запила полтаблетки водой, сжала кулаки в предвкушении победы, которая приобретала все более реальные очертания, и сказала себе: больше никакого страха.
