Семь часов пятьдесят семь минут. Юдит открывает магазин светильников, сумка соскальзывает с ее тонких плеч. Она рассеяна, сумбурные действия приводят ее в волнение. Она не может сосредоточиться на работе. Думает о нем. Он — о ней, все время.
Двенадцать часов четырнадцать минут. Она выходит из магазина, смотрит налево, потом направо. Нет ли его поблизости? А он так близко. Она может ухватить его за руку. Он любит ее больше всего на свете. Она его тоже, определенно. Определенно. Определенно. Определенно.
Двенадцать часов двадцать минут. Юдит заходит в сберкассу. Чтобы снять деньги? Он мог бы дать ей свои. Ему не нужны деньги, ему нужна только любовь.
Двенадцать часов двадцать семь минут. Она выходит из сберкассы. Он посылает ей воздушный поцелуй. Она чувствует его близость, ощущает его дыхание, ищет его. Она сбита с толку.
Двенадцать часов тридцать пять минут. Юдит снова исчезает в своем магазине. Он делает ей знаки. Она его не видит, но знает, что он неподалеку. Он ее охраняет. Он не позволяет никакому злу приблизиться к ней.
Семнадцать часов десять минут. Она выходит из магазина. Терпеливое ожидание вознаграждено. Терпение всегда вознаграждается. Терпение и верность — эссенция бытия, ими удобряется любовь. Интересно, на сей раз она пошла другим путем — по Гольдшлагштрассе, Танненгассе, Хюттельдорферштрассе. Она оборачивается и смотрит, не идет ли он за ней. Он чувствует ее запах. Она думает о нем. Он — о ней, постоянно.
Семнадцать часов двадцать три минуты. Юдит входит в бюро путешествий. Она хочет его удивить? Еще одна Венеция? Она любит его, это точно. Он ее — больше всего на свете.
Семнадцать часов сорок две минуты. Она выходит из бюро путешествий. Улыбается, радуется. Она думает о нем. Она его любит. Досадно. Досадно. Досадно. Сейчас он должен отвлечься на пару минут. И она отправится домой без него. Теперь и он заходит в то же самое бюро путешествий…
Восемнадцать часов. На этом дневные записи заканчиваются. Любовь связывает их друг с другом. Вечность спаяет их еще крепче. Она его свет, а он ее тень. Оба они не смогут больше существовать поодиночке. Когда она дышит, то дышит и он. Он будет караулить. Он будет вдыхать ее близость. Он рад. Он рад. Он рад, что они поедут в Амстердам вдвоем.
Бьянка: вам плохо, госпожа начальница? Юдит: нет, только кровообращение. Бьянка: не хотите глотнуть «Ред булл»? Я всегда пью его, когда меня крутит. Юдит сидела, глубоко погрузившись в офисное кресло, и тупо смотрела на комок белой бумаги в мусорной корзине. Письма, которое она только что прочла, там не было. Человека, который его написал, тоже не было. Вычеркнуто, стерто. Забыто. Сожжено. А пепел развеян по ветру.
