— Я архитектор, милостивая госпожа.
— Ах, архитектор!
— Мое небольшое бюро специализируется на перестройках и строительстве новых аптек.
— Ах, аптек, как великолепно!
— Мама, может, тебе построить собственную? — съязвила Юдит.
Через два с половиной часа они подъехали к одиноко стоявшей старенькой и убого устроенной крестьянской усадьбе, расположившейся в живописном Мюльфиртеле. Хеди держала небольшую ферму по выращиванию экологически чистых продуктов. Али работал ландшафтным фотографом, но работой себя не перегружал. Ландшафт должен был еще как следует попросить Али, чтобы тот его запечатлел на пленку. Материальная сторона дела для обоих была не важна. Да что там материальная сторона! Иной раз они забывали причесаться и побриться.
— Я — тот самый Ханнес, — объявил он в своей восторженной манере представляться и протянул Али руку.
Брат инстинктивно отпрянул.
— Ханнес мой друг, — вмешалась Юдит, чтобы исправить ситуацию и оправдать себя и своего спутника.
Али уставился на гостя как на чудо света.
— Он архитектор, — добавила мама. Ее глаза под высоко задравшимися бровями перебегали туда-сюда с Али на Хеди.
Ханнес вручил обоим коробку из тройного картона с бутылкой экологически чистого вина из южного Бургенланда и прокомментировал:
— С моей точки зрения, самое лучшее из этой местности.
Али испытывал отвращение к вину. Юдит готова была прямо сейчас уехать отсюда. Вероятно, этого никто бы не заметил.
Вечер проходил вяло вокруг крестьянского стола под стилизованным псевдодеревенским абажуром. Внимание Юдит было поглощено стоявшим перед ней подсвечником: свечной воск то плавился и стекал вниз, то опять застывал. Она лепила красивые шарики, раздавливала их пальцами на доске стола, разрезала кружочки ножом и из половинок снова лепила шарики.
Ханнес постоянно держал руку на ее колене, и его рука становилась все горячее. Другую он использовал для жестикуляции, пока рассказывал то об архитектуре, то о любви к Юдит и ко всему на свете. Ханнес превосходил всех разговорчивостью и живостью.
Споры возникали лишь изредка по отдельным случаям. Хеди твердо собралась рожать дома с помощью чешской акушерки. Мама энергично настаивала на больницах в Вене, которые, как она утверждала, сверкая глазами, лучше оборудованы для подобных целей, прежде всего в гигиеническом отношении. Ханнес подвел черту под дискуссией о том, как лучше чествовать новорожденную. Поучаствовав в сборе денег, как принято и почти обязательно в таких случаях, чтобы вручить их имениннице, он распаковал собственный подарок, который, как оказалось, учитывал, что Хеди была на последних месяцах беременности. Очевидно, заготовил его еще в первой половине дня. Это были две пары детских ползунков, одни розового, другие светло-голубого цвета.
