Ольга опустилась на колени перед матерью.
Ксения Игнатьевна держала ее голову в своих похолодевших руках. Одна щека ее и веко нервически подергивались.
— Успокойся, мама. Я не хотела огорчить тебя.
— Ну да, я знала же это… довольно того, что твой брат…
Ольга перебила ее:
— Мой брат не хуже и не лучше других. Он таков, каков есть, но он, к счастью, мужчина. И потом я вовсе не беру своих слов обратно. Я спросила тебя совсем серьезно. Видишь ли, я считаю, что ты исковеркала свою жизнь…
— Что?
— Да, да, мамочка… ты не волнуйся, ты слушай… Я знаю, что ты была очень и очень хорошенькой, ты и теперь у меня красивая…
Ольга провела своей тоненькой ладонью по бледной щеке и волосам матери.
— Не перебивай меня. Ты отдала эту красоту, свою молодость моему отцу и вот какой теперь стала…
— Ольга! Ты же знаешь, как я любила его.
— Ну да, знаю. Ты хотела быть счастливой и была ею только мгновение. Я не такая — мне нужно много счастья.
— Этого хочет всякая. Полюбишь, выйдешь замуж…
Ольга засмеялась, припав щекой к коленям матери.
— Мамочка, мамочка, какая ты глупая.
Она смеялась все больше. Ей стало жаль свою мать, потом себя. Слезы навернулись на ее глазах.
Ксения Игнатьевна нагнулась над нею. Непонимающая, сбитая с толку, испуганная, она силилась проникнуть в эту ставшую теперь чужой душу. У нее самой подступали к горлу нервические спазмы.
— Скажи, радость моя, ты любишь кого-нибудь?
Ей казалось, что она нащупывает что-то в окружавших ее потемках.
— Ах, не знаю, не знаю, ничего не знаю…
Ольга плакала. Окаменелость оставила ее.
— Назови мне его,— просила ее мать.— Ведь это так понятно… назови его…
Ольга вдруг подняла голову. Она посмотрела на мать широко открытыми строгими глазами, полными слез:
— А что ты мне скажешь, мама, если я тебе отвечу, что не знаю его имени. Совсем, совсем не знаю, кто он.
— Значит, его нет?
Она молчала. Глаза ее высохли, но в груди что-то жгло. Мать уронила свою голову на лицо дочери. Она шептала молитву.
Бабушка мирно спала над своим вязаньем. Кое-где на елке вспыхивали догорающие свечи.
XIV
В этот вечер Ольга рано пошла к себе в комнатку. Она разделась, поставила на ночной столик свечу и начала писать свой дневник, который вела урывками на клочках бумаги и в разных тетрадях. Написала несколько строк и задумалась.
Слишком сложно было у ней на душе, и она не могла всего передать, что чувствовала.
Наконец она задула огонь и затихла, подобрав под себя ноги и спрягав ладони между худых колен.
