Отец Слёзкина увлекался музыкой, писал романсы, играл в любительских спектаклях, рисовал. Ему принадлежит драма «Проблески счастья», шедшая некоторое время на сцене.
Художественные традиции тоже передавались из поколения в поколение, так как со стороны бабки по отцовской линии Юрий Слёзкин был в родстве с некогда популярным писателем, автором многих пьес и романов, Василием Александровичем Вонлярлярским (некоторые современники ставили его выше Н. В. Гоголя) и известным поэтом Д. В. Веневитиновым. Со стороны матери Юрий Слёзкин находился в свойстве с Львом Толстым.
Немудрено, что в семье живы были литературно-театральные интересы.
«В мои школьные годы,— пишет Ю. Слёзкин,— у нас в доме бывали частыми гостями приезжавшие в Вильну на гастроли знаменитости — друг детства отца моего тенор Н. Фигнер, итальянский баритон Баттистини, французский комик Коклэн, М. Г. Савина, В. Ф. Комиссаржевская и многие другие. Отец тогда был почетным попечителем виленских театров, я не пропускал ни одного спектакля и у себя в детской соорудил собственную сцену и разыгрывал с приятелями трагедии собственного сочинения».
Ранние годы жизни Слёзкин провел с матерью во Франции, и первой прочитанной самостоятельно книгой был французский букварь. Но первой любовью все же стала русская литература, с которой он познакомился уже на родине.
В возрасте 8 лет Слёзкин начинает писать стихи, в 15 — переходит на прозу, с 16 лет печатается под псевдонимом Юрий Иловский (по названию имения Илово, купленного отцом в Витебской губернии) в местной газете «Виленский вестник» и в «Петербургском листке».
Раннему развитию будущего писателя много способствовал отец, на попечении которого остался мальчик после развода родителей в 1894 году. Впоследствии, 10 февраля 1932 года, Юрий Слёзкин, осмысливая свой творческий путь, запишет в дневнике: «А читатель у меня был ревностный и влюбленный — мой отец. Он тщательно собирал все мои писульки, складывал, переплетал и даже собственноручно иллюстрировал… Его безграничной любви и чуткости обязан я развитием своего таланта и вместе с тем — не будь ему это укором — своим слишком скороспелым зацветанием, избалованностью и излишней верой в интуицию.
Он — отец мой — устранял на моем пути препятствия, а только лишь преодоление препятствий научает нас серьезности, труду и закаляет талант.
Итак, первое десятилетие — с 1892 года по 1902 год — ребячье чириканье, проба голоса, только потому что голос имеется и светит солнце, это десятилетие не в счет, оно могло бы привести меня, случись иные обстоятельства, на любое поприще, оно не определяет нить развития. В те годы еще более, чем стихи, забавляла меня игра в куклы и игра в войну… А однако из меня не вышел ни хороший отец, ни хороший военный… В те годы, к 1902-му, увлекался я еще живописью и лицедейством — не стал я ни живописцем, ни актером… С 1902 года определилась, выкристаллизовалась во мне одна страсть, одна склонность, постепенно подчинившая себе все чувства, пользующая их себе на потребу,—
