Хозяин взял фужер и, сделав маленький глоток, продолжал разглядывать меня, как бы оценивая. Я тоже взял свой фужер, поднес его к лицу и несколько секунд вдыхал аромат напитка — прекрасный, надо вам сказать, аромат: так коньяк делали только при коммунистах и то не везде. Насладившись ароматом, я тоже отпил чуть-чуть, подержал во рту, ощущая любимый вкус, и с удовольствием проглотил.
— Ты пока оправдываешь мои ожидания.
Хозяин говорил с едва заметным акцентом, который речи не портил, а напротив, придавал ей какой-то оттенок аристократичности. Кроме того, он произносил слова медленно, практически разделяя их по слогам, отчего фраза казалась весомой и чувствовалось, что этот человек уверен в себе.
— Пока…
он прервался, очевидно, полагая, что я спрошу, какие такие ожидания оправдываю. Я не стал доставлять ему удовольствие и скромно промолчал.
— Похвально… Ты даже лучше, чем я предполагал. — На этот раз, как мне показалось, его голос звучал с едва заметной досадой. — Мы находимся в этой комнате более десяти минут. Я за это время сказал много слов, а ты ограничился единственным междометием… Ну ладно. — Он развел руками: дескать, вот неблагодарная скотина, даже говорить не желает. И продолжал: — Ты хорошо воспитан, сдержан, осторожен, не по возрасту — возможно, в жизни у тебя было много испытаний, которые приучили взвешивать каждое решение и не давать волю эмоциям. Ты хорошо владеешь английским и прекрасно подготовлен физически — так по крайней мере меня проинформировали, я наводил справки. кроме того, ты сейчас крепко сел на мель, тем не менее не лебезишь и держишься с достоинством, но не вызывающе. Это неплохо. В общем, ты меня устраиваешь.
И тут он прекратил свою речь, расцепил руки и сделал правой такое движение, как будто выбросил окурок: слева направо, слегка растопырив пальцы с аккуратно подстриженными ногтями аристократической, как утверждают, продолговатой формы. Потом допил коньяк.
Мне совсем не понравилось, что меня разложили по полочкам, абсолютно не стесняясь моего присутствия, однако я счел нужным прекратить молчание, а то мой благодетель, чего доброго сочтет, что я подвержен мании величия.
— Знаете… — начал я и замялся. Он сообразил почему.
— Дон, просто Дон. Ты можешь звать меня так. И обращайся на «ты», без стеснения. Я люблю простоту обращения.
— Но вы старше меня, и потом… разница в положении, — промямлил я и тут же обругал себя: проклятая армейская привычка строго выдерживать дистанцию, очевидно, останется у меня до конца жизни.
