Каждый раз вспоминая эту занимательную и, по ее мнению, очень похожую на правду народную байку, Анастасия Михайловна невольно улыбалась. Вот и сейчас на губах последней представительницы древнего, но давно обнищавшего стараниями дедушки–игрока дворянского рода, присевшей на корточки у манящей уютным теплом, потрескивающей березовыми дровами печи, блуждала чуть заметная улыбка…
В дверь квартиры неожиданно постучали. Затем еще раз, уже более настойчиво. Анастасия Михайловна испуганно вздрогнула и машинально бросила быстрый взгляд на стоящие на дубовом комоде старинные часы в виде бронзовой фигурки амура – то немногое, что еще напоминало в ее скромном жилище о бывшем величии безвозвратно пресекающегося на ней рода Корсаков. Без четверти два ночи. Кто бы это мог быть в такое позднее и совсем не подходящее для визитов к одинокой почтенной даме время? Она никого не ждала. У нее дома вообще крайне редко бывали посторонние, да и те в основном коллеги из расположенной в двух кварталах епархиальной больницы для неимущих.
В дверь снова гулко стукнули. Причем на сей раз – безо всяких сомнений – сделали это уже ногой. Грубо. Требовательно. Нетерпеливо. Нахально.
Анастасия Михайловна выпрямилась, гордо расправила плечи, пытаясь взять себя в руки. Интуиция подсказывала ей, что незваный ночной гость так легко восвояси не уберется. По крайней мере до тех пор, пока он не вынудит хозяйку квартиры открыть дверь. В том, что дома непременно кто–то есть, этот человек мог легко убедиться, увидев с улицы тускло освещенное занавешенное окно. Похоже, выхода у нее нет. Иначе этот продолжающий тарабанить в дверь страшный человек просто высадит ее своими могучими ударами.
Приказав себе не бояться и торопливо пригладив сверкающие первой сединой пепельные, а некогда огненно–рыжие волосы, Анастасия Михайловна вышла в тесную прихожую, приблизилась к сотрясающейся от ударов двери и решительно открыла замок.
И сразу же расслабилась, увидев на пороге хорошо знакомого ей, но сейчас чем–то крайне возбужденного, всклокоченного и болезненно помятого мужика.
Это был дворник Кирилл. Старик снова был пьян.
– Беда! Матушка Анастасия Михайловна!.. – проглатывая слова, пошатываясь и с ядреным сивушным запахом торопливо выпалил дворник, дико тараща безумные глаза. – Скорее!.. Она там!!! Там!!! – Кирилл, вне всякого сомнения, пребывал от казенной в сильном помрачении рассудка. Что, как было известно всем жильцам дома, периодически с ним случалось. Особенно в ближайшие день–два после выплаты месячного жалованья. Обычно, хватанув лишку, старик ограничивался тем, что садился на лавку во дворе и затягивал нудные бурлацкие песни, изредка плакал, вспоминая старого барина из родной деревни Еськи в Тверской губернии, и каждый раз на чем свет стоит ругал покушавшихся на батюшку–царя «бомбистов–социалистов», называя их «отродьем сатаны». Затем энергия безобидного бобыля, как правило, иссякала, он допивал бутылку, запирался в своей конуре и спал там до обеда следующего дня.
